Выяснилось, что им выдали только тяжелые шинели для возничих, поскольку маскировочных костюмов и зимнего обмундирования в нужном количестве не завезли. Я делился с ними опытом, приобретенным во время первой русской зимы.

– А как же быть с лошадьми? Ведь они со Средиземного моря? – не унимался Эберле. – Что с ними будет русской зимой?

Днем я возвращался в купе к Фришу. Мы сидели и, покуривая, болтали о разных пустяках. Фриш часто вспоминал свое детство в Триесте, где жил его отец. Поезд делал частые остановки, пропуская эшелоны с ранеными. На маленьких станциях к нам подходили русские ребятишки и предлагали старые журналы и спички в обмен на сигареты, служившие своеобразной валютой у бедняков во всем мире. Спички были выпущены на Пинской спичечной фабрике, долго и хорошо горели.

Командиром батальона, в чье распоряжение мы поступили, был гауптман Шперл, уравновешенный и рассудительный человек высокого роста. Так же как и обер-лейтенант Райх, он начинал свой боевой путь в нашей старой дивизии. Я помнил его еще гауптфельдфебелем во время вступления в Париж. Вечером, после того как мы проследовали Минск, он пригласил нас с Фришем к себе в купе.

Шперл был спокоен, размышлял недолго и говорил уверенным голосом. Не зря он считался лучшим офицером в полку. Гауптману еще не доводилось бывать на востоке, и ему хотелось послушать наши рассказы. Зоммершайд тоже присутствовал и молча потягивал свой коньяк.

Начальником штаба у Шперла был приятный во всех отношениях обер-лейтенант Амманн, яркий блондин, ранее работавший школьным учителем. Шперл был гессенцем, а Амманн – баварцем. Они очень подходили друг другу, и каждый понимал другого с полуслова. И если Шперл слыл человеком основательным и серьезным, не любящим делать лишние движения, то Амманн отличался веселым нравом, подвижностью и был человеком действия.

– Уж мы покажем этим иванам, – хорохорился он.

В купе кроме нас сидело еще четверо офицеров. Добродушные увальни, постоянно распевавшие то студенческие, то народные песни, то партийный гимн. Когда мы вошли, один из них рассказывал какой-то похабный анекдот.

За два часа до полуночи гауптман достал бутылку шампанского и уже собирался открыть ее, когда вдруг прогремел взрыв. Оконное стекло вылетело на накрытый стол, и в купе запахло порохом. Поезд остановился, и мы бросились к своим людям, заняв огневые позиции согласно предписанию на подобные случаи. Ночь стояла темная. Вокруг простирался лес, в сторону которого застрочили наши пулеметы, а солдаты наугад открыли огонь из винтовок. Оказалось, что паровоз наехал на мину, которую кто-то подложил под рельс. На путях зияла полуметровая воронка. Три часа нам пришлось ожидать, пока не пришлют новый паровоз взамен поврежденного и не восстановят пути.