Тут мне вспомнилось, как поступал иногда мой бывший фельдфебель Хетцл, который имел большую воспитательную практику. Я стал выставлять удвоенные посты: к возничему добавлялся стрелок. Причем солдатам были названы истинные причины усиления караульной службы. Теперь у личного состава не осталось свободных от караула ночей. Буквально через два дня ко мне подошли Эберле и Веросумский и слезно попросили разрешить вновь нести службу по одному, как прежде.

– А если они опять разойдутся по домам? – спросил я.

– Господин лейтенант может быть уверен, все будет в полном порядке и такое больше не повторится, – стал уверять меня Веросумский.

Я милостиво разрешил выставлять одиночные посты. В будущем нарушений больше не было.

Тутхорн умолял меня не докладывать о происшедшем вышестоящему начальству, чтобы не вызывать шумихи. Времени на раздумье у меня не осталось, поскольку пришел приказ срочно занять тыловой рубеж. Был полдень 25 февраля. На улице светило солнце и заметно потеплело.

Указанный рубеж находился на стыке 5-й и 6-й рот. В тылу батальона в 3 километрах лежала деревня Черемошки. Огневые позиции моего взвода располагались в километре от деревни позади небольшого пологого холма. Чтобы добраться до места в указанное время мы перевезли орудия на санях, в которые было впряжено по 4 лошади. Кругом было открытое поле практически без естественных укрытий, и солдаты принялись строить укрепления из снега. Мне стало обидно, так как наше боевое крещение, похоже, откладывалось. Противника хотели подпустить, пока он не взберется на железнодорожную насыпь, а затем навесным огнем прижать к откосу.

Воспользовавшись затишьем, вестфалец Кюль, малыш Рипе и я усердно обкладывали нашу позицию снежными блоками, положив свое оружие и снаряжение на брезент. На полотне лежала винтовка Рипе, наши с Кюлем пистолеты, мой автомат с 6 магазинами, по 20 патронов в каждом, телефонный аппарат с инструментами и кабелем, приборы для измерения и наблюдения, наши лопаты и поясные ремни, мой бинокль и стереотруба со штативом. Кроме того, туда же мы положили наши плащ-палатки, пледы, шинели, валенки, куртки, маскировочные халаты, сумки с хлебом и две мои бутылки коньяка (во Франции я купил целый ящик и привез его с собой). Все вышеперечисленное, вес которого составлял не менее 3 центнеров, мы притащили с собой по снегу высотой по колено. Я решил отправить стереотрубу обратно со вторым связистом.

Мы катали снежные шары и вырезали блоки из снега, чтобы потом построить из них круглое сооружение наподобие гнезда, где можно было бы лежать плашмя. Стены нами возводились в три четверти метра высотой, поверх которых затем планировалось натянуть брезентовое полотнище и присыпать его снегом. Снаружи сооружение обливалось водой, чтобы снег превратился в лед, а затем обкидывалось снегом, чтобы придать ему вид естественного возвышения. Наблюдение за противником и стрельба по нему должны были вестись вне этих стен, для чего мы выкопали нечто вроде окопчика для стрельбы лежа. Попытки вырыть окопы в грунте успехом не увенчались. Земля была тверже железа.