Первопричина ослабления боевой мощи лежала вне армии, и верховное руководство поняло это достаточно быстро. Оно стало уверять, что чем больше мы слабеем в материальном плане, тем сильнее становится наша вера. Недостаток в ней и приводил к нашим неудачам, а отсутствие веры не восполнишь пустыми словами и заклинаниями.

А как бессовестно играло на вере наше высшее руководство! Тот ее малый запас, который Берлин смог создать, был давно растрачен. Да, мы верили в отечество и рейх. Но что сотворил из нее этот богемский ублюдок? Он стал превращать велико- и малороссов в рабов, унизил французов, считал балканские народы дураками, принялся уничтожать евреев, обещал немцам благосостояние, а привел их к долгам, к гибели 3 миллионов лучших сынов Германии^[194]. Со времен, когда Каин убил Авеля, мир не знал такой кровавой цены, заплаченной за власть. Прусские короли и Габсбурги, англичане, французы и американцы в борьбе за превосходство, конечно, тоже оставили свой кровавый след в истории.

Попытка Гитлера вести войну силами 60 миллионов немцев^[195] во всех направлениях была оправдана только в отношении старой и усталой Европы. Но Россия и Америка в численном и экономическом плане являлись слишком богатыми странами. Военный поход против них, как показало время, оказался слишком перенасыщен пропагандой. В первую зиму не хватало рукавиц, а во второе лето – самолетов. Вера не может питаться только одним духом, ей нужно доверие, а доверие наших солдат высшему руководству оказалось поколебленным и в конечном счете исчезло совсем. Они на собственном опыте убедились, что одних утверждений для победы мало, нужны еще материальные предпосылки.

И вот час мести настал, меч возмездия уже был занесен над нами. Находился ли он в руках Божьих? Вот в чем вопрос.

Майор Шперл построил 60 человек и выступил перед ними с пламенной речью.

– Мне нужны 10 добровольцев, чтобы найти отставших. Кто готов? Поднимите руку! – в конце проговорил он.

Никто не отозвался. Шперл побледнел как полотно, пошел к себе в бункер, сел на стул и, положив руки на колени, произнес:

– Такого я и представить себе не мог.

Нас беспокоили регулярные обстрелы, которые с той стороны Днепра осуществляли по меньшей мере 30 русских орудий.

Мы были не единственной частью, соприкасавшейся с русским плацдармом^[196]. Справа от нас с остатками своего полка располагался гауптман Байер, награжденный Рыцарским крестом. Я поскакал к нему и нашел его сидящим в небольшой крепкосколоченной избе, недалеко от которой еще лежали трупы, оставшиеся после последней атаки русских. Гауптман очень удивился моему визиту, но виду не подал, а налил полный стакан шнапса и подвинул его мне. Пришлось пригубить из вежливости, но Байер, внимательно следивший за моими движениями, закричал: