Мы погружаемся в стоячее болото, впадаем в обывательщину, и ничего нет у нас героического и настоящего, воинственного и действенного.

Зойка сошлась с А. Он уже открыто приходит к нам в нашу женскую комнату, и мы даже маскируем их и покровительственно относимся к их любви. Это толковый красивый хохол, еще очень молодой, почти мальчишка, моложе меня и Зойки, с глазами – двумя спелыми вишнями под дугообразными черными как смоль бровями. Он очень красив. Работает великолепно и, по существу, ведет всю сложнейшую работу по продовольственному отчету. Начальство его чрезвычайно ценит.

Однажды в отсутствие начальников мы подняли ужасную возню: кидались бумажками, спускали за воротники всякую ерунду и перешли в рукопашную, неожиданно закончившуюся озорными поцелуями.

Однажды я заболела и лежала одна с высокой температурой. Мною никто не интересовался: начальник, спросив, почему меня нет на работе, этим ограничил свое любопытство. Но вскоре пришел А. С., принес мне лекарство и термометр, а увидев, что меня лихорадит, достал теплое шерстяное одеяло. Позже через повариху Наташу передал мне молоко, которое она прокипятила и принесла мне. Я была очень растрогана таким вниманием, его сердечное отношение ко мне вызывало желание быть и к нему такой же внимательной. А про нас уже говорят самые несуразные вещи.

17 февраля [1943 года]

А. С. на днях вызвали в армию и сообщили о переводе его в другое место. Для меня эта новость была ошеломляюще неприятна. И вот вдруг А. С. предложил мне уехать вместе с ним. Оформление он берет на себя.

Я погрузилась в глубокое раздумье: ехать с ним – значит рано или поздно сделаться близкой ему, а этого делать не стоит никак, и потому что он имеет семью, и потому что я недостаточно чувствую к нему влечение, больше хорошего, товарищеского чувства. Но, с другой стороны, уехать отсюда – значит уйти от грубой деспотии Д-ва, от всех этих людишек, смотрящих друг на друга почти ненавидящими глазами, завидующих успехам близких, уехать из этого противного дома, где мы вместо войны и военных интересов живем сплетнями, подсиживанием друг друга, все свои интересы свели на мелкие, какие-то пошло обывательские.

Жаль только повариху Наташу, да и то она скоро уйдет в «декрет», да этого живописного уголка Оселки, где я физически возродилась к жизни и пришла в себя после опустошительной ленинградской блокады.

Разбираясь в себе самой, я вдруг почувствовала, что мне жаль расставаться с А. С., что без него я буду чувствовать себя одинокой и беспомощной. И, пожалуй, должна сознаться, у меня появилось очень большое желание выбраться из этой тягостной и обывательской обстановки, которое, возможно, и легкомысленно толкнуло меня решить вопрос в пользу выезда с А. С.