Лица у них были тонкие, заостренные, волосы светлые или светло-рыжие, одеты они были удивительно легко. Странно было видеть их так легко одетыми в такие морозные зимние дни. Неудивительно, что русская зима так пугала их, а морозы способствовали бегству.

В Захожье мы прожили не более трех дней. С сожалением покидали великолепные подземные дворцы-землянки. В течение этих дней лихорадочно работали, ожидая всего неожиданного и необычного.

Как показывала обстановка, ближайшее будущее – сплошное преследование немца с попутными боями. В связи с этим был издан приказ освободиться от всего лишнего и тяжеловесного, быть налегке, не загромождать машин и оставить только самое необходимое, быть готовым сняться в любой момент. А кое-каким имуществом все мы успели обзавестись. Кое-кто имел тумбочки, кровати, подобранные в разбитых селениях, и прочий скарб.

Пришлось делать чистку, расстаться с атрибутами мирной жизни и переходить полностью на походную военную жизнь.

У следующего населенного пункта Лисий Корпус были уже бои. Говорили, что здесь происходили штыковые атаки. Снег был местами обагрен кровью. Лежали трупы, разбитые машины, разрушенные жилища, еще дымящиеся. В воздухе пахло гарью и паленой шерстью.

Следующая деревня, местами полууцелевшая, с трудом приютила нас. Стали говорить, что немцы, убегая, оставляли богатые трофеи: лошадей, машины и продовольствие. У нас разгорались глаза.

В первый же более или менее спокойный день отправили всех нас за трофеями. Особый был дан наказ майору Смотракову – во что бы то ни стало раздобыть машину для штаба. С машинами было у нас особенно плохо: штаб увеличился, а машин не хватало. Горючее тоже было предметом острых вожделений.

Когда однажды майор возвратился из очередного похода за трофеями, то представлял собою редкое зрелище! Мы с шумом выскочили из избушки, когда кто-то крикнул, что едет майор, ожидая увидеть его за рулем машины.

Но вместо машины маленький и плотный майор беспомощно и неумело восседал на огромной огненно-рыжей лошади, редкой по величине и красоте. Говорили, что с трудом посадили его на этого гиганта, и всю дорогу майор молил снять его с проклятой кобылы, т. к. впервые в своей жизни вместо машины он сидел на лошади и управлял ею, к тому же лошади, не знающей русского языка. Смеху и шуткам не было конца. Решили эту красавицу подарить командиру корпуса генералу Прамзину. Но он скоро вернул ее нашему отделу – говорили, что она не умеет ходить под седлом и, наверно, возила у немцев тяжелые орудия.

Привели ее к нам и поставили рядом с нашей Тихой, которая дружелюбно встретила немку-лошадь. Ведь для лошадей не существовало ни национальных, ни вражеских признаков, и язык у них, наверно, был общий, лошадиный. Красавица кобыла с белой звездой на лбу была прозвана ездовым Петром Немкой. Она пугала его своей прожорливостью, т. к. добывание фуража было делом не очень легким.