* * *

В период с 1955 по 1957 год отец Николай сдавал комнаты в своем доме на Роберт-стрит Николасу Гарленду[399], в будущем автору политических карикатур, печатавшихся в газете «Дейли телеграф». В то время Гарленд был студентом-художником. Личность отца Николая захватила и покорила его воображение. Он любил священника. И хотя отец Николай, как и прежде, иногда затевал ссоры, с возрастом он стал искать дружеского общения, что отличало его от Сомса Форсайта. По словам Гарленда, сходство священника с Мерлином поразило его ничуть не меньше манеры отца Николая выбирать постояльцев: «Он попросил нас показать свои руки. Потом он некоторое время держал их, пристально разглядывая ладони. Затем поднимал глаза и говорил: „Ну что ж, а теперь можете войти“».

Отец Николай жил в подвальной комнате, похожей на келью, где была только кровать, печка и бесчисленные иконы. «Его комната была не больше сундука, — вспоминает другой студент. — Садясь на стул, вы с отцом Николаем оказывались фактически лицом к лицу». Для постояльцев, главным образом студентов Школы изобразительных искусств Слейда[400], отец Николай был ласковым хозяином. Он относился к ним с отеческой теплотой, добродушно не обращая внимания на шум и странные картины на стенах. Не рассердился отец Николай и тогда, когда в столе, которым он дорожил, один из студентов проколупал гвоздем отверстия.

По мнению студентов, Георгий, иногда приезжавший проверить, в порядке ли имущество его приемного отца, отличался гораздо большей строгостью. Отец Николай только лишь потребовал, чтобы студенты не трогали ковры, сказав, что вывез их из России.

В последние годы жизни отец Николай стал вести себя чрезвычайно эксцентрично. То, что он когда-то открыто объявил о своей верности материнской Церкви, не давало ему покоя и могло стать одной из причин его странного поведения. В 1958 году епископ Каллист наблюдал, как отец Николай празднует свои именины в окружении монахинь, принадлежавших Русской Православной Церкви Заграницей. «Действия материнской Церкви, находившейся в тесном сотрудничестве с большевиками, подвергались со стороны монахинь суровой критике, — вспоминал епископ. — Тем не менее отец Николай сидел во главе стола. Его даже попросили благословить еду».

Его земные представления о чистоте и гигиене также претерпели изменения. На кухне в доме на Марстон-стрит постоянно варился овощной суп. Когда вода выкипала, а овощи разваривались, туда просто добавляли новую порцию овощей и доливали воды. Греческого архиепископа, приехавшего в Лондон на встречу с отцом Николаем, так ужаснуло то состояние, в котором содержалась кухня, что владыка отказался даже от чашки чая. «Отец Николай был уязвлен, — вспоминает один из прихожан. — Мне было жаль его».