В Магдебург прибыли мы 30 июня, во второй половине дня. Здесь проходит межзональная демаркационная линия, по сю сторону — советские войска. Оба берега соединены временным мостом, построенным нашими саперами. По этому понтонному «Мосту дружбы» завтра мы должны перебраться к своим.

Магдебург, как и все города Западной Германии, разбомблен чуть ли не до основания[1008]. Уцелело не более двух-трех десятков домов, в том числе и солдатские казармы, превращенные американцами в пересыльный лагерь для репатриантов. Сюда-то и привели нас после выгрузки из поезда.

Погода так хороша, что никто из нас не пожелал ночевать в захламленных корпусах. Мы решили расположиться тут же; на казарменном плацу расстелили свои пленяжьи хольцодеяла и, не раздеваясь, легли на них.

Вечер еще не вступил в свои права, а жизнь в лагере замерла. Стало так тихо, что слышно было, как на деревьях шелестят листья. И вдруг в эту идиллическую тишину вечера ворвались истошные крики и рев толпы. Я вздрогнул, приподнялся на локте и посмотрел туда, откуда волной нахлынули звуки.

— Что там за шум, ребята?

— Ничего особенного. Поймали полицая. Ну и кончают его.

Действительно, сейчас у нас самосуд вовсе не какая-нибудь диковинка. Он стал, можно сказать, самым обыденным явлением в быту репатриантов. В иной день хлопцам удается растерзать двух, а то и трех гадов. Делается это очень просто. Обычно начинается с того, что кто-то, указывая перстом на кого-то, крикнет зычным голосом: «Полица-а-ай! Бей его, я его знаю!» Ничтоже сумняшеся репатрианты хватают первый попавшийся под руку предмет и набрасываются на «оглашенного». Лупят его и кулаками, и ногами, и палками, и камнями, и ломами, и лопатами. Тут ему и приходит конец.

Все это было бы хорошо, если бы самосуд всегда совершался по божьей правде. В том-то и беда, что бывают (очень даже нередко) самосудебные ошибки. Помню, в Гиссене разыгралась на моих глазах такая сценка: Ваня Сенюшкин заметил в толпе репатриантов зверюгу-полицая, по вине которого погибли в шталаге десятки пленных. И почти в тот же самый момент полицай увидел Ваню. Оба онемели от неожиданности, раскрыли рты и пялили друг на друга зенки. Первый пришел в себя и быстро среагировал полицай. Простирая руку в сторону Сенюшкина, он крикнул: «Бей его, это полицай!» Все бросились кончать Ваню… Быть бы ему «под кущами райских садов», если бы не подоспела на помощь группа друзей и товарищей Сенюшкина по шталагу. Они с трудом отбили Ваню от разъяренной толпы. Что же касается главного виновника этой ошибки, настоящего полицая, то его и след простыл. Крикнув: «Бей его!», он тут же смылся.