Впрочем, зачем вспоминать о том, что некогда было в Гиссене, когда не менее интересная сценка только что разыгралась в городе, вошедшем в историю науки через свои полушария[1009]. Итак, в пересыльном лагере для репатриантов все шло своим естественным ходом, как вдруг прогудел клаксон и в толпу самосудчиков врезалась легковая машина.

— Безобразие, хулиганство, бандитизм! — взревел чей-то громовой бас. — Да как вы смеете! Кто дал вам право творить суд и чинить расправу?

— Товарищ майор, товарищ майор! — робко защищались репатрианты. — Это он бандит, а не мы. Его мало убить, надо растерзать на части. Ведь он полицай.

— Молчать! Не ваше дело судить его. Вы что же думаете, военный трибунал без вас не разобрался бы?!

Услышав голос майора, мы ринулись к машине. Возле нее лежал окровавленный труп молодого мужчины, только что казненного толпой. Но нас ни в какой степени не интересовало мертвое тело полицая. Мы глядели во все глаза на нестарого офицера, склонившегося над трупом. Правда, не сам он привлекал наши взоры и не его скуластое лицо, а мешком сидевший на нем мундир и золотые погоны. Да-да, всамделишные погоны! В последний раз я видел такие погоны (именно этого образца) в 19‐м году, когда мне было 15 лет. Но в то время их носили офицеры Добрармии[1010], а сейчас… Мы таращим глаза на мундир, на погоны и никак не можем понять: наш это офицер или не наш? Вроде наш и вроде не наш! Если наш, то почему он в погонах? Если не наш, то с какой стати он выступает перед нами в качестве представителя советского командования?

Нет ничего странного в этих сомнениях, колебаниях. Дело-то ведь в том, что мы не были психологически подготовлены к этому зрелищу. Кто когда мог подумать, что в Советских вооруженных силах введут погоны?[1011] Помню, в 38‐м году меня чуть-чуть не разорвали на куски друзья-командиры, когда в товарищеской беседе я высказал предположение, что через несколько лет в Красной армии будут носить погоны.

Долго мы, разинув рты, глядели на майора. А он в это самое время молча смотрел на труп. Потом, махнув рукой, сел в кабинку. И когда машина уже тронулась, он высунулся из окошка и крикнул:

— Завтра в полдень через мост к нам!

В 15‐00 строят на плацу, рассчитывают, разбивают на сотни. Командуют всем суетливые американцы. Им помогают молчаливые британцы в беретах цвета хаки.

По рядам прошел слушок, встревоживший репатриантов. Пошли негромкие разговоры да перешептывания. И вдруг кто-то бухнул, будто молотом ударил по наковальне:

— Бросай, хлопцы, барахло! Ведь нам идти два километра.