Он также попросил Федина передать своей жене, что «…все женщины тут ходят в штанах, не иначе, называют это пижамой, но – штаны» [Федина и Старков 1990: 84–85]. Идея переезда в Сен-Тропе возникла потому, что Соломон, отец В. С. Познера, с которым он тоже был очень дружен, снял там виллу, и Замятин надеялся, что тот позволит им дешево пожить на ней некоторое время[503]. Через неделю Людмила снова написала Никитиной: «Много гуляем и ездим на авто. Но – вечная зелень, вечное солнце, спокойствие в природе, тишина, легкость жизни – начинает как-то приедаться. И я с удовольствием думаю о возвращении в Париж. Для меня это почти неизвестный еще город. Но до чего он замечателен!» Она поблагодарила подругу за то, что та выполнила все их просьбы, и добавила: «Я у Вас в большом долгу – чем-нибудь отплачу, когда вернусь»[504].

Замятин и Людмила пробыли в Кро-де-Кань гораздо дольше запланированного месяца:

Сначала пришлось сейчас же по приезде набросать по-английски довольно большое интервью о русской литературе для Лондона. А затем завязались какие-то кинематографические знакомства, которые кончились тем, что я подрядился сделать сценарий для одной большой французской кинофирмы [Gaumont]. Работа очень торопливая, утомительная, и куда интереснее и нужнее мне было бы писать роман, но… срочно требовались франки, а это дело все же более или менее франковое…[505]

Сначала пришлось сейчас же по приезде набросать по-английски довольно большое интервью о русской литературе для Лондона. А затем завязались какие-то кинематографические знакомства, которые кончились тем, что я подрядился сделать сценарий для одной большой французской кинофирмы [Gaumont]. Работа очень торопливая, утомительная, и куда интереснее и нужнее мне было бы писать роман, но… срочно требовались франки, а это дело все же более или менее франковое…[505]

Теперь он рассчитывал остаться на юге примерно до 20 октября, но тем временем стал заболевать: «Умудрился здесь схватить не то грипп, не то малярию…»[506]

27 сентября Федин снова написал ему из Германии, спрашивая, читал ли он в русских газетах о последних событиях – например, о подготовке к празднествам, посвященным жизни и творчеству Горького. Это событие, приуроченное к сорокалетию литературной деятельности Горького, Лайонс едко называет «апофеозом Горького»: «Декорацией выступил Большой театр. Все важные политические деятели, начиная с самого Сталина, вышли на сцену. Здесь были все готовые плясать под дудку литераторы, раболепные заслуженные артисты, преуспевающие льстецы». По этому случаю Нижний Новгород, родной город Горького, главная улица Москвы Тверская, а также чеховский Московский Художественный театр были переименованы в честь Горького.