Еще четыре дня назад было лето, а сейчас черт знает что. И соответственно – какая-то дрянь моросит на душе. Остаюсь здесь до середины будущей недели из-за кое-каких кинодел, а затем – вместе с Людмилой Николаевной в Париж. Мне оттуда пишут Анненков и Савич, что там Бабель; вернулся и Эренбург. Любопытно будет повидаться с ними. Этакая досада, что здесь нельзя достать газет, а по русско-парижским получаешь только очень отдаленное представление о том, что творится в российской литературе.
Он интересовался, как развивается проект нового Союза писателей:
Если у тебя еще уцелела «Литгазета» – какие-нибудь последние номера, <…> и если они тебе не нужны, пожалуйста пошли мне их. <…>
Я недели две назад написал в посольство о продлении паспортов. Обещают – а пока тихо живу с просроченными… Вчера с Л. Н. играли у знакомых в покер (после долгого поста). Возвращаемся домой, она вздыхает: «Нет, с Фединым и Алянским было играть приятнее…» И верно [Федина и Старков 1990: 86].
Я недели две назад написал в посольство о продлении паспортов. Обещают – а пока тихо живу с просроченными…
Вчера с Л. Н. играли у знакомых в покер (после долгого поста). Возвращаемся домой, она вздыхает: «Нет, с Фединым и Алянским было играть приятнее…» И верно [Федина и Старков 1990: 86].
Итак, наступил момент, когда отпущенный ему «год» за границей подошел к концу Удивительно, что русские (и французские) власти спокойно отнеслись к тому, что у Замятина и его жены просто истек срок действия паспортов. Сам он тоже не выказывал никаких признаков беспокойства по этому поводу, явно полагая, что оба государства по-прежнему благосклонны к нему. Это и правда было время особо теплых дипломатических отношений между двумя странами, кульминацией чего стало подписание французским и советским правительствами 29 ноября 1932 года пакта о ненападении и невмешательстве [Menegaldo 1998: 182].
Вероятно, благодаря усилиям Куниной-Александер в 1932 году в югославском «Руски архив» появились переводы статьи «Закулисы» и рассказа «Ела». Она также пыталась вызвать интерес к роману «Мы» в Любляне, в связи с чем Замятин писал ей, что не стоит пытаться получить его копию в берлинском «Петрополисе»: «…русского текста у них нет, а французский у меня Вы достанете скорей»[510]. 15 октября состоялась его самая значительная на тот момент публикация во Франции – рассказ «Наводнение» вышел в «Ревю де Франс». За ним в ноябре-декабре в том же журнале последовала статья «Современный русский театр», основанная на лекции, прочитанной в Праге год назад [BDIC, dossier 229]. Одной из последних его публикаций в том году стала статья о детстве в Советском Союзе под названием «Советские дети». Там говорилось о чересчур серьезном, профессионально ориентированном советском образовании, в котором религиозные заповеди сменились догматами коммунистической идеологии. Она вышла в «Marianne» 21 декабря[511]. После того как Замятины вернулись в Париж, были опубликованы еще несколько его статей и рассказов, что способствовало дальнейшему знакомству Запада с писателем. М. Л. Слоним включил раздел о Замятине в свою новую книгу «Портреты советских писателей». В свою очередь Верт опубликовал еще несколько статей о нем в «Manchester Guardian» (6 и 7 декабря), использовав в качестве основы интервью, которые взял у Замятина на маленькой вилле в Кро-де-Кань. На этот раз речь шла о советском театре: упоминались Станиславский и Мейерхольд, а также другие, более поздние театральные деятели [Tejerizo 1988: 83–89].