Передайте привет всем друзьям в Алесунде и на острове Харейд.
Станислав.
«Из жизни Федора Кузькина»
«Из жизни Федора Кузькина»
В детстве я долго жил в деревне. Отсюда пришла ко мне любовь и величайшее уважение к ее людям, к их труду, к окружающей нас природе. Вот почему я ставил такие картины, как «Земля и люди» и «Дело было в Пенькове».
Судьба у этого фильма… очень «смешная». Повесть «Живой» была написана Борисом Можаевым давно, еще в эпоху, когда «Новым миром» руководил Твардовский. И тогда эта книга произвела сенсацию, потому что… в общей такой юмористическо-трагической форме Борис Можаев описал судьбу русского крестьянина, описал по правде, и только тогда можно было опубликовать эту вещь… Я ее узнал еще в рукописи и сразу же схватился за нее, чтобы делать картину. Мне разрешили поначалу делать эту картину, не без борьбы, но разрешили. Потом уже эта повесть была опубликована, получила различные отзывы. Это было в эпоху так называемой «оттепели». А так как я до этого ставил картины на сельскохозяйственные темы, то это было мне близко. Я дошел до режиссерского сценария, ну тут меня и закрыли. И картину делать не разрешили…
Она лежала… вот сколько лет! – не картина, а замысел и режиссерский сценарий. Когда началась перестройка, кто-то мне сказал: «Почему бы тебе не сделать “Из жизни Федора Кузькина”?», даже не «кто-то», а писатель Хмелик. Он был главным редактором студии в то время. Я подумал: а почему, действительно, почему бы не сделать? Я перечитал повесть и выяснил, что НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ. Что все, абсолютно все осталось ТАКИМ ЖЕ! Все современно, и для меня это была очень важная работа. Очень важная – я в ней хотел отдать долг и чувство благодарности к людям, которые всю жизнь нас кормят. И до сих пор кормят, невзирая ни на какие изменения в обществе, невзирая ни на какие цены и на все это… они все равно трудятся, они все равно работают, если бы они не работали, так ничего и не было бы вообще… Просто бы все умерли с голоду. Это вообще-то такой ПАМЯТНИК русскому крестьянину, его судьбе – естественной при советской власти… Потому что в фильме ВСЕ есть. Там есть «сталинские годы», есть война, современная – нет, не современная, а немного отодвинутая жизнь. Картина начинается с этого: «А нужно ли, – говорит Кузькин, – про это рассказывать?» А потом сам же отвечает: «Нужно! Пускай дети посмотрят, как кусок хлеба нам доставался!..»
Я картину снял, должны были быть премьеры и т. д… А ее просто не стали показывать. Причем действовали даже часто нечестными методами. Ну, например, объявление о премьере картины появилось в газете «Вечерняя Москва» на следующий день после того, как премьера состоялась. Картину выпускали в кинотеатрах только на самых ранних сеансах (а это двухсерийная серьезная картина) – естественно, в 8 утра никто не пойдет ее смотреть. И на основании этого доказали, что советский зритель смотреть ее не хочет. И показывать ее не стали. После этого шла долгая борьба за то, чтобы картину показали по телевизору. Моя собственная борьба. В то время телевидение было в страшной борьбе по линии коммерции: потому что телевидение ничего не платило, а кино хотело иметь деньги за показы. Но потом мне удалось уговорить тогдашнего министра Камшалова и тогдашнего председателя комитета по телевидению Ненашева. Ненашев посмотрел картину, они перезвонились с Камшаловым и картину показали, что для меня, хотя я ничего от этого не имел, было простой огромной радостью. Почему? Потому что, во-первых, все-таки картину увидели. Правда, ее показали только 1 раз. Во-вторых, после показа на меня обрушилась лавина писем. Совершенно потрясающих. Только дома я получил 20 000 писем. А еще пришли письма на телевидение, на студию. Это не письма даже, а целые исповеди: о своей жизни, о том, как было. Словом, это было прекрасное вознаграждение за эту картину. Вот это последняя моя картина…