А рядом существовал и существует Терентий Мальцев, дай ему бог еще долгих лет жизни. Что ему только пережить ни пришлось. Вот бы к кому прислушиваться. И сколько таких, как он, погублено.
А мы все руководим сверху: что, когда и кому сеять, и платим по-прежнему за тонну зерна, как за бутылку минеральной воды. Раньше шутили, что у нас все в футболе и в кино понимают, а я бы еще прибавил – и в сельском хозяйстве.
…Испокон веку отсюда, из деревни, шли истоки нашего народного понимания нравственности. Отсюда, из деревни, где все друг друга знают, где все и всё на виду, где всегда жили люди религиозные – пока мы не разрушили все это и продолжаем разрушать. Хорошо бы все услышали слова Дмитрия Сергеевича Лихачева о том, что мы живем в эпоху духовного Чернобыля. Страшные слова, но справедливые.
Что же касается истории. Мы просто плохо ее знаем и не извлекаем из нее уроков. Я вот думаю, она нам сейчас мстит то, что мы из одной исторической формации, минуя определенный период развития общества, шагнули прямо в будущее. Это я говорю к вопросу… о собственности. Простой пример: стоит во дворе «Москвич», принадлежит он инвалиду, куплен на честные деньги, но какой-нибудь проходимец, «презирающий частную собственность», обязательно, проходя мимо, нацарапает гвоздем на машине какое-нибудь неприличное слово. Так воспитан. Воспитан в полном неуважении к любой собственности, в том числе и к социалистической. Потому что «все вокруг народное, все вокруг мое».
Был я недавно в Магнитогорске со своим фильмом. Меня там рабочие спрашивают: почему у нас в Магнитогорске гостиницу поляки строят? Почему их на работу автобусами специальными возят? Мы на комбинат с трудом добираемся. Почему им платят в день столько, сколько мы и за 10 дней не заработаем? Почему в городе, где все по талонам, им дают возможность покупать дефицитные вещи, которые они увозят и дома ими спекулируют? Создайте нам такие условия, неужели мы сами не смогли бы эту гостиницу выстроить. Турки в Москве восстанавливают пассаж, который в свое время русские купцы руками русских мастеров выстроили. Позор все это.
Да, мы, старшее поколение, жили трудно, и надо обо всем этом рассказывать в книгах, картинах. Но рассказывать глубоко и точно, проникая в прошлое. Было ведь всякое в нашей жизни. Очень важно, чтобы молодежь поняла ту прошлую жизнь объемно. Я вот недавно подумал, что для моего поколения слова «такого-то арестовали» были повседневным бытом. Как это страшно. Сегодня молодежь читает «Архипелаг ГУЛАГ», Варлама Шаламова. Спрашивают – а где же вы были?! Что ответить? Что многого не знали, многое не понимали, многому верили. Мне в 1937-м было 15, а в 19 я уже был солдатом. Вот и надо рассказывать, чтобы понять, как же это все получилось. Не для злорадства и обвинений только. Я думаю, что сейчас самое страшное – это отсутствие веры. Надо всем трудиться для возрождения этой веры. И мне порой хочется спросить у молодежи: а что вы делаете во время, когда вам представился шанс сделать жизнь в стране достойной человека? Не хватит ли упиваться дискуссиями по поводу развлечений, балдеть от рок-музыки и радоваться сексуальной свободе? Возьмитесь за дело, за работу и помогите возрождению нашей деревни, из которой в свое время жизнь заставила сбежать ваших родителей. Только не воспринимайте это как обвинение молодежи. Она разная. Я верю в молодежь и знаю, что она всегда такая – какое время.