— Зато Маргарита, это… это, — никак не мог вспомнить Сергей.

— Это значит, тебе надо идти домой, а мне готовиться к зачету.

— Я столько времени отнял у тебя, — сказал он, попрощавшись.

С нахлынувшей нежностью смотрел он, как она, босая, перед тем как переступить порог, вытерла нога об ногу, на секунду оглянулась.

Сергей, поднимаясь в гору, корил себя, что не спросил у Риты разрешения встретиться снова и даже не узнал, на каком факультете она учится.

Могучий рык от влек и, заслонившись от клонившегося к закату солнца, он увидел, как по широкому проспекту Ермака движется колонна танков.

На тротуаре и аллее угрюмо стояли люди. И даже дети не бежали, как обычно, вслед, а лишь переговаривались, показывая на грозную технику.

Сергей, догадавшись, что комендантский час отменен, ничего не испытал.

Та же жизнь ждала его на другой стороне проспекта. И никуда он не денется, вынужденный играть по ее суровым правилам.

Когда последняя машина поравнялась с ним, Вертоусов с тягучей тоской оглянулся назад.

Над зеленой каймой луга нависали вдали такие же зеленые холмы, как будто высокие, всё сметающие на своем пути волны вдруг замерли, присмирев, так и не докатившись до города.

9

Известность, даже маленькая, заставляет к человеку приглядываться. И невольно стараешься отыскать в нем черточки, какими наделила его слава.

Михаила Копцова Калачев терпел. В последнее время бывшего лагерника прославили как жертву событий шестьдесят второго года.

У него брали интервью газетчики, приглашали на различные собрания. Он выступал на митингах и просто в очередях, вертелся в горсовете и даже заглядывал на депутатские сессии.

К Юрию он вдруг зачастил с зимы, когда Калачев однажды из вежливости пригласил Михаила к себе… Потом он стал наведываться специально, просил совета, что ему говорить на митинге и как отвечать на вопросы заезжего корреспондента.

Юрий с му́кой давал ему сухие расплывчатые советы, пережидая, когда гость отправится восвояси. Намеки, что лучше приходить к нему на работу в исполком. Михаил или не понимал, или считал посещение на дому более удобным для себя.

Корявое лицо Копцова всегда было насуплено, и Юрий Васильевич недоумевал, как досужие писаки могли найти его светлым и одухотворенным. Иногда он ловил себя на мысли, что без подсказок Михаил плел бы такую ересь, что быстро отбил бы журналистов от своей персоны. В такие минуты Юрий давал себе слово в следующий раз вытолкать визитера в шею. Но, открыв тому дверь, вдруг вспоминал, как забирали Михаила, и во время нудного разговора его беспокоило больше, попросит ли снова Концов взаймы или нет… Долги тот не отдавал и даже клятвенно, как другие, не обещал, считая, вероятно, что трояк или червонец не деньги… Юрий еще был доволен, что Копцов не тревожит его среди ночи, иначе скандал в доме был бы неминуем.