Копцов кисло улыбнулся.

— Дя-я-дя. К тому времени я уже три года от звонка до звонка… Глупо влип.

— Я, признаться, подробностей не знаю.

— Ребята с ремеслухи вломили мне крепко. Я с корешами и отомстил.

— Что же ты так опрометчиво в шестьдесят втором?

Глубоко посаженные глаза Михаила спрятались совсем в недобром прищуре.

— Не обидно было, если бы срок за дело тянул.

— Однако согласись — выйти на пять лет раньше — много значит. Леонид Ильич, как ни странно, постарался.

— Да-а, лично для меня, — скривил губы Копцов.

— Не прикидывайся, свобода она и есть свобода.

— А если мне досрочку с условием сделали?

Калачев, поначалу заинтересованный поведением Михаила, начал было скучать, уверенный, что посещение окончится как обычно.

— В таких случаях условия всегда оговариваются.

— Кум мне без утайки задачу поставил: выпустим, но ты при каждом удобном случае шуми, дескать, это Никита довел рабочих до нищеты, вот они хвост и подняли… Ушлый опер. Я соглашаюсь с ним: и на самом деле люди не шиковали. Он посмеивается: нынче еще хуже живут. А ты гни свое — в шестьдесят втором было вовсе невмоготу и, когда народ высыпал на улицы, Хрущ дал приказ стрелять… Спрашиваю — сколько погибло? Кум улыбается, кто полюбопытствует, отвечай, что точно не знаешь, но много. А допекать вопросами станут, теми кому надо тоже заинтересуются.

— За-а-бавно, — протянул Калачев.

— Я все в толк не мог взять, какая оперу от того корысть, что я буду в Новочеркасске болтать. А потом смекнул: таких, как он, Хрущев в свое время хорошенько тряхнул, вот кум по злобе и гнал мне туфту… Хорошо, не послушался его. Цены новый правитель, конечно, не снизил. Вскоре мясо подорожало, с рыбой и молоком стало хуже. Только, думаю, осталось мне людей злить, что раньше им «было невмоготу». Иногда такое зло находило, что писал письма оперу, обзывая его по-всякому… Напишу, порву… А тут Брежнева начали возвеличивать и Сталина нахваливать. — Копцов расстегнул рубашку, выставив напоказ несвежую майку. — И получилось, что я в шестьдесят втором и Лёне и Ёське добрую службу сослужил. Им-то такие, как я дураки, и нужны были. При них и цены на рубли поднимались, а на копейки снижались, и налогами душили, и на заем заставляли подписываться, а народ все одно в ладошки хлопал. Вот они и скостили мне срок. Иди, Миша, на волю и славь нашу доброту.

Заглянувшего в зал отца Калачев выпроводил, поторопив Михаила.

— Подкатывал ко мне и покойный Сиуда. Мы с ним на нашей горке во время следствия сидели. Не поверил ему… Я и сейчас никому не верю… Ты сам какую жизнь повел? — неожиданно свернул Копцов, не глядя на Юрия. — В партию полез, в райкоме пристроился. Значит, тоже побаивался и по их законам старался жить. Так ты чист был. А с моею биографией куда еще высовываться…