В полутемной прихожей никак не мог всунуть ноги в туфли.

— Давно ты таким праведником стал? — не заметил протянутой Копцовым руки Юрий. — Всю жизнь, говоришь?.. Зачем же тогда второго июня вместе с урками в банк чесанул. Или товарищи бунтари его с милицией спутали?

Копцов уже на лестничной площадке сумрачно бросил:

— Не хочу всерьез с тобою связываться. Сам не понимаешь, что жертва, как и я.

— Давай, дуй, — захлопнул дверь Калачев и напустился на выглянувшего сына. — Без матери так, наверное, и не ляжешь.

— Вы разбудили меня, — сонно пробормотал Валентин.

— Который час? Второй?.. Ложись, где заснул, а я на твоей койке устроюсь.

Юрий Васильевич, не раздеваясь, лег на узкую кровать, потер занывшую грудь. Послал черт на его голову гостей… Он подумал, не принять ли снотворного, но снял лишь носки и расстегнул пояс.

Спать оставалось всего-ничего. Кому-то предстоящий день зрелище, а для него работа. Чуть свет надо быть на ногах… Этот кретин Копцов не понимает, что значит вертеться между Советом, исполкомом и горкомом партии, если каждый хочет командовать.

Всем не угодишь. Каким хорошим он старался быть для Михаила… и дождался. Попрекнул и тем, что Юрий был в партии. А как он мог поступить, если должность требовала.

Юрий глубоко вздохнул, выругал себя последними словами. И перед собою не мог он быть искренним… В партию он напросился сам, не зная, как еще вырваться из заводского болота. И помогла ему Майка… Она вышла замуж за парня из их школы, едва получила аттестат. Юрий не слушал сплетни о похождениях обоих супругов, но когда узнал о разводе, втайне порадовался, хотя сам уже был женат и родился Валентин… Его связь с бывшей одноклассницей продолжалась до тех пор, пока он не узнал, что Майка положила глаз на солидного мужчину. Он не сомневался, что она своего добьется, и расстался с ней дружески, получив заверение, что она при случае даст знать. Но «знак» первым подал он, и через год уже сидел в райкоме на должности хлопотной, но далеко не обременительной против прежней… Но так или иначе, из райкома Калачев ушел сам, не найдя там «своих». И уйдя с головой в новые обязанности, вдруг почувствовал, как дорог ему этот некогда прекрасный город и только он (и никто другой!) в состоянии вернуть Новочеркасску утраченную славу… Чем труднее было ему, тем большую ощущал уверенность, подавляя слабость и нерешительность. Он сам поражался, откуда вдруг взялось у него стремление бросаться в самое «пекло», на чем не единожды обжигались его предшественники. Но он настырно лез, поражаясь сам себе… Иногда Юрий Васильевич ловил себя на мысли, что когда-то очень давно, почти в детстве, в нем и проявилась частичка черта, напрочь потом исчезнувшая. Он ворошил прошлое, но не находил зацепки. Скорее, это было оттого, что он не помнил мельчайших подробностей. Но теперь они вдруг всплыли, вытолкнутые глубинным течением памяти.