Но в этот субботний вечер, когда отец задремал у телевизора, а жены не было дома, слегка захмелевший Калачев был рад любому, кто составил бы ему компанию. И когда после ухода Вертоусова в дверь позвонили, Юрий Васильевич охотно впустил Михаила.

Копцов, против обыкновения, извинился, объяснив, что заметил на балконе постороннего и пережидал, когда хозяин освободится.

— Ладно, не оправдывайся, — усадил Михаила за стол Юрий. — Свой человек был, мог бы и зайти.

Михаил нетерпеливо покосился на Валентина, допивающего чай.

— Я посоветоваться забежал.

Юрий Васильевич с чувством расхохотался.

— Можно подумать, ты раньше заглядывал за чем другим. — Налил по полной рюмке. — Давай в темпе вальса.

Михаил упрямо повторил.

— Мне, Юрчик, поговорить надо.

Калачев велел сыну идти к деду.

— И все же давай, Миша, по маленькой, — настоял он.

Копцов, не закусывая, выпил, попросил разрешения закурить.

— Валяй, — махнул Юрий. — Завтра такой день. Ты, можно сказать, именинник.

— Какой к хрену именинник? Меня и близко допускать нельзя, а они…

— Как нельзя? На завтра намечена грандиозная программа: молебен, митинг, открытие памятного знака. Должен же кто-то из числа пострадавших пару слов сказать, как иначе.

— Не должен я выступать… Не заслужил.

Калачев не понимал, рисуется ли Копцов или с ним действительно что стряслось.

— Скоро тридцать лет, как стряслось, — отрезал Михаил, когда Юрий напрямик спросил гостя.

— Летит время. Я тогда пацан совсем был. А ты против меня такой дядя.