— Знамо дело, — столкнула лодку Веруня.

Гребла она легко, едва касаясь веслами воды. Кисти рук были загорелыми и такими широкими, будто расплющились… Обручальное кольцо впилось в огрубевший палец…

— Не надоело пять верст на день отмерять? — ступил на мостик Петр Петрович.

Веруня без усилия подтянула лодку.

— Сама напросилась. Скучаю по родне.

— Мне иногда снится дом, — задержался Петр Петрович. — Не тот, что купил, — отчий… Приятно.

Веруня, взглянув на него, помедлила — решая, сказать или нет:

— Это от блажи. Когда тоска гложет, не до приятностей на душе.

Петр Петрович осекся, помрачнел. Веруня сразу помягчела.

— Хорошее дело брод в душе не ищет. Место ему там природой определено.

Петр Петрович, отойдя, обернулся.

— Кто тебе подвезет траву и картошку?

— Муж на мотоциклете.

— Он у тебя кто?.. Механизатор?.. Я — тоже был им. Тогда, правда, так не называли.

Веруня что-то сказала, но он уже не слышал…

Петр Петрович видел не эту женщину в старенькой кацавейке и линялой юбке, а Ульяну в пышном ситцевом платье. Он любил на ней это платье: с юбкой-солнцем. А в тот день особенно. Беременность жены не мог скрыть и пышный фасон (они прожили три года, и Петр разуверился, что Ульяна на что-то способна…).

У перевоза — щипали мелкий спорыш гуси. Редкие волны хлюпали о борт лодки, а на той самой ольхе — суетливо вспархивали славки.

Ульяна, присев на нос лодки, весело щурилась на ласковое осеннее солнце.

— Двойню хочу, — неожиданно призналась она. — Мальчика и девочку.