Луна — уже отгоревшая — зависла над горизонтом. По ледяной дорожке Млечного Пути лихо мчались сани-звезды, невидимые, пока луна была в зените. И расступались перед ними остальные Миры, уходили прочь по небосклону, блестя то ярко, то слабо, словно их гасил порывистый ветер.

Захар постучал ногой об ногу, лег спиной к Герману. Спать оставалось всего ничего, и мысль, что это последняя тяжкая ночь, согревала.

Пригрезилась бочка, наполненная доверху зацветшей водой. Пахло речкой и почему-то ваксой.

Вода в бочке вдруг всплеснулась, и брызги больно хлестнули по лицу.

— Вставай, заморыш! — раздалось над ухом.

Захар спросонья не мог понять, кто стоит перед ним в начищенных коротких сапогах.

Две колошматили Германа, один с автоматом замер у двери, а четвертый опять ударил Захара и защелкнул на нем наручники.

— Вы что, вы что? — захлебнулся в жалобном крике Рычнев.

— Пошел! — вытолкали его и Германа наружу.

Предутренняя дымка застилала небо. По озеру, завихряясь, гуляли волны — будто била крыльями огромная стая серых птиц.

Крытый брезентом вездеход сделал назад. Рослый солдат выглянул из кузова.

— Дайте на двор сходить, — взмолился Герман. — Не уссыкаться же мне.

— Сходишь, — наотмашь ударил его подошедший офицер. — Ты свое и мое говно жрать будешь.

Захара втянули в кузов за больную руку. Корчась от боли, упал на пахнущие бензином доски.

Машину затрясло по целине.

Захар с трудом сел, припал плечом к Герману.

— Каюк мне, — простонал Мешалкин. — От кого сбежал, те и поймали. Живым не отпустят.

— Я буду с тобой… Нет нашей вины.

— Кто тебя послушает, — вытер Мешалкин кровь на губах. — Здорово они меня отдубасили. Считай, инвалидность обеспечена.

— Не успели мы забрать саквояж.