– Мне казалось, – осторожно начала я, – внуки были очень малы.

– Да, то были не мои дети, мои тогда еще не родились, – вздохнул Рихард, – они появились на свет только после смерти отца. Так что никакой привязанности к деду у них нет…

– Может, продолжим разговор про фамилию? У вас столько писателей в роду! Кто бы мог подумать!

Последние фразы были сказаны не без иронии, которую слух моего собеседника, к счастью, не уловил.

Фон Ширах, ерзая на стуле, решил занять свои пухлые руки чашкой кофе, которую только что принесли. Он сделал большой глоток, поставил чашку на блюдце и заговорил:

– Сегодня вы всё меряете тем, раскручена фамилия или нет. Но такие фамилии, как моя, – они особенные. Для многих они связаны с войной, кровью, страданиями. Меня раньше постоянно спрашивали, как живется с такой фамилией и почему я ее не сменил. Должен сказать, что фамилия была последним, что меня связывало с прошлым, с тем, что у нас было. Ведь мы всё потеряли. Гитлер и моя семья – они долго были единым целым. А потом – бах! – и после войны всех разметало по Германии. Дедушка с бабушкой по отцовской линии оставались в русской оккупационной зоне – в Веймаре. Дедушка, Карл Бейли фон Ширах, там и умер, я так с ним и не увиделся. Отец – в тюрьме. Мать – на допросах. Дед – тоже. Семья распалась на фрагменты, мелкие осколки, была практически уничтожена. Собственно, я так и не знал семейной жизни. Я рос в государственных интернатах и видел себя эдаким Оливером Твистом, провел несколько лет в детдоме. Было потеряно всё, не было ничего, с чем можно было бы идентифицировать себя – даже собственного жилья не было, домашнего очага. И отказ от фамилии, от последнего, что связывает тебя с прошлым, просто был невозможен. Фамилия прирастает к тебе. И это уже вопрос характера, личности, как ты будешь с ней жить. Но я не слишком задумывался над этим вопросом. Я помню, что и в школе у меня не было практически никаких проблем из-за фамилии. Мне кое-кто из учителей сочувствовал. Я даже был выбран школьным спикером, у меня со всеми были отличные отношения. По крайней мере я никогда не страдал от того, что у меня такая фамилия. Я не знаю, что происходило, что говорилось за моей спиной. Но сегодня можно сказать, что всё это прошло, что это принадлежит истории, и я не могу представить, чего бы я добился сменой фамилии.

– Но вы же сами сказали, что она ассоциируется с войной, кровью…

Взгляд Шираха забегал по людям за столиками кафе и остановился, наконец, на мне:

– Я сказал – у многих. Не у меня. Фамилия эта существует уже почти семьсот лет, я могу пойти в любую библиотеку и взять книги, написанные моими предками сотни лет назад. Это тоже своего рода традиция, которую не может прервать единичный случай карьеры в Третьем рейхе.