Рихард протянул мне свой стакан, но, опомнившись, отодвинул его и протянул бутылочку с остатками воды, а потом снова протянул мне стакан. Я взяла его и сделала глоток, подставила лицо солнцу, закрыла глаза на пару секунд. Открыла – нет, не помогло. Мы сидели в черно-белом мире, где цветы лилии и оранжевая рубашка Рихарда были высветлены.

– Вы любите «Лили Марлен»? – спросила я фон Шираха.

– Очень красивая песня, – кивнул он, не удивившись моему вопросу.

– И прилипчивая, – посетовала я, – если запою, то пою ее три-четыре дня кряду, сводя с ума всех вокруг.

– Vor der Kaserne, vor dem grossen Tor, – сказал мой собеседник.

– Stand eine Laterne und steht sie noch davor, – сказала я шепотом, понимая, что мы оказались в каком-то кафкианском мире, где сидим и шепчем друг другу строчки из «Лили Марлен».

Фон Ширах замолчал. Потом добавил:

– Отец ее любил. Насвистывать.

Ширах попытался насвистеть первые ноты, но ему никак не удавалось издать что-то похожее на свист. От усилий он покраснел – и мне показалось, что передо мной сидит большая озорная индюшка из мультика.

– Рихард, – спросила я, соскребая остатки мыслей со дна черепной коробки, – а была ли ваша мама Генриетта дружна с Евой Браун? Всё-таки ровесницы. И Гитлер… в том смысле, что одна – его воспитанница, другая – возлюбленная.

Фон Ширах снова заерзал на стуле.

– Да уж не слишком они ладили из-за него…

– Уж не хотите ли вы сказать, – нервно хохотнула я, – что обе боролись за его внимание?

Рихард кивнул.

– Ну да, а ваша мама, к примеру, была тайно влюблена в…

Рихард пожал плечами.

Что это значит? Возможно?

– Вы хотите сказать, что Гитлер был первой любовью вашей мамы?

Фон Ширах пожал плечами и тяжело вздохнул:

– Гитлер любил только одну женщину. До мамы моей в этом смысле ему не было дела. Да, они музицировали вместе, она старалась угождать ему, нравиться ему, она прихорашивалась к его приходу, выпытывала у своего отца все подробности о Гели Раубаль, но моя мать и Гитлер… это было невозможно. Он знал ее с самой юности, он не видел в ней женщину. А вот семнадцатилетняя Ева (Гитлеру, кстати, было уже сорок лет) чем-то его заинтересовала. Но у него была Гели, и Еву, как и мою маму, он всерьез не рассматривал. А вот после смерти Гели… Вы что, хотите услышать, что связь Гитлера с Евой больно ударила по моей матери? Я не буду никак это комментировать. В конце концов, как я говорил, мама была слишком юна. В 1931 году она встретила отца, в 1932 году вышла замуж, в 1933 родила первого ребенка. Именно она выбрала имя для своей дочери, хотя почему-то считается, что это сделал отец, – он просто согласился. В общем, первую свою дочь они назвали Ангелика.