Густав Гилберт очень скрупулезно записывал реакции скамейки подсудимых – в том числе на то, как они отреагировали на показания коменданта Освенцима: «Во время приема пищи во всех отсеках царила гнетущая тишина, каждый из обвиняемых сидел в своем углу, вопреки сложившейся традиции не воспользовавшись моим присутствием для начала общей беседы»95.
Вот как, по словам Гилберта, отреагировал на «выступление» Хёсса в Нюрнберге 15 апреля 1946 года Ганс Франк, генерал-губернатор Польши, отец уже знакомого вам Никласа Франка: «Это была низшая точка процесса – слышать, как кто-то хладнокровно заявляет о том, что отправил на тот свет два с половиной миллиона людей. Об этом люди будут говорить и через тысячу лет…»96
Даже Герману Герингу, первому нацистскому преступнику на скамье подсудимых, пришлось признать, что происходящее в Освенциме было чудовищным преступлением: «Нет, нет, это ничего общего с верностью [фюреру. –
«Риббентроп, обхватив голову руками, продолжал шепотом повторять:
– В 41-м! В 41-м! В 41-м! Боже мой! Неужели Хёсс действительно назвал 1941 год?» [О том, когда началось массовое истребление. –
– А моего отца это всё не пугало… – Райнер Хёсс выглядел несколько измученным – должно быть, дело в жаре. Да и тема для беседы не из легких. – Он преспокойно, как и другие дети деда, жил в Освенциме, видел всё, что там творилось, и всем был доволен. Заключенные прислуживали ему, выполняли любой каприз, разбивали вокруг дома клумбы и сады… Конечно, после войны отцу было трудно смириться с тем, что он больше не сын человека, занимавшего не последнее место в иерархии Третьего рейха…
– Значит, получается, что после войны нацизм не умер?
– Был жив в таких людях, как мой отец, Ханс-Рудольф Хёсс. – ответил Райнер. – Он занимался продажами продукции одного крупного концерна, дослужился до начальника отдела. Нужно сказать, что у него на работе тоже была группировка из правых. В нее входили, например, бывшие офицеры бундесвера, разжалованные из-за ненадлежащего отношения к подчиненным, то бишь солдатам. Помню, там был один пожилой человек, кстати, много зарабатывал, часто рассказывал отцу, как служил в охране в одном из концлагерей. Короче, это была группа с совершенно определенными взглядами. Причем, стоит заметить, это была шведская фирма. В Швеции, в общем, всегда подходили весьма либерально к таким вопросам. Часто они организовывали встречи в Штутгарте, там присутствовала и вся атрибутика – свастики и тому подобное. Для него было очень важно, что окружающие подумают о нем. Что думают о нас – на это ему было наплевать. А для него символами успеха были белая рубашка, накрахмаленный воротничок, и не дай бог кто посмеет прикоснуться к нему! Отец всегда считал себя лучше других. Физический труд был не для него.