– Степан, – сдерживая смех, напустил суровости Зотов. Ревности он не испытывал, случившееся в бане потускнело и отдалилось, укрывшись в самых теплых уголочках души. Никто никому ничего не должен, и никаких прав на девушку нет. Не было обещаний, не было клятв, просто в ту ночь они были друг другу нужны. И никаких иллюзий.

– Я согреться хотел, чай не июль месяц, ревматизм разыгрался. А она сдуру подумала, невинности лишить я ее восхотел. Больно мне надо! У меня баб как у дурака фантиков. Тем более красивых.

– А я не красивая? – вспыхнула Анька.

– На любителя, – утешил Степан и поспешил сменить тему: – Раз убивца споймали, теперь, значит, тю-тю, улетите, Виктор Палыч, бросите нас?

В землянке повисла напряженная тишина.

– Как же, дождешься, улетит он, – нарушил молчание Решетов.

– Нет, Степан, и не надейся, еще помучаю вас и себя, – объявил Зотов.

– А чего так? – скрыл радость Шестаков.

– Остались нюансы.

– Чего?

– Дела. Нужно по Колькиной наводке в Глинное смотаться, туда и обратно.

Колька Воробьев приосанился.

– Что за наводка? – удивился Решетов.

– У Твердовского в Глинном женщина была. Вдруг подкинет мыслишек.

– Пф. – Решетов фыркнул. – Заняться тебе больше нечем?

– А может, ну его на хер, Глинное это? – состроил жалостливое личико Шестаков. – Сколько по лесам маемся? Отдохнуть бы. Баньку организуем, отоспимся, горяченького наконец поедим, обмундировку заштопаем, а то оборванцы, стыдно смотреть. Чистая шайка-лейка. Меня давеча старичок благообразненький спрашивал – не атамана ли Куницына я вестовой, шалила тут банда в Гражданскую, вот ему и причудилось, больно обликом схож. Лошади и той роздых нужон, а тут свой, советский военнослужащий. Чай не старый режим. Надсадимся, кто Родину защищать будет? Колька Воробей, нет его свирепей?

Колька вспыхнул и сжал кулаки, Зотов жестом успокоил пацана и задумался. Передохнуть тянуло неудержимо, казалось, положи голову на подушку – и провалишься в забытье на несколько суток, восполняя иссушающий хронический недосып. А потом есть до отвала, хорошо бы наваристых щей и жареной картошки со свининой, луком и шкварками, и чтобы поджарок хрустящих побольше. И стакан холодного молока. А потом опять спать, спать без снов и ожидания, что какая-нибудь сволочь растормошит. Ну хорошо, так и сделаем… после войны. Зотов поднял запавшие глаза и сказал:

– Идем в Глинное.

– Я так и хотел, – покорился Степан.

– Далось тебе! – Решетов звучно хлопнул по бедрам. – Думал, ты со мной, обеспечивать охрану совета.