– Аверкину, члену партии чуть не с Бородинской баталии, можно святыми книгами баловаться, а мне, значит, нет? Угнетение это.

– Так украл или нет?

– Нет – сказал. Сама увязалась, может, полюбился я ей, а может, веревка за плечо причепилась, не ведаю, а животной неумной разве залезешь в башку? Иду лесом, слышу – будто колокольчик бренчит. Ну, думаю, чудится, леший, паскуда лохматая, манит. Иду и не оборачиваюсь, нельзя оборачиваться, бес заберет. А оно бренчит и бренчит. Ну я десятка не робкого, приготовился черта крестом осенить – батюшки-светы, Фролкина коровка сзади стоит и с любовностью великою смотрит, лахудра рогатая. Убеждать ее пробовал, говорю: «Голубушка, иди домой, дура». Не разумеет, мычит не по-нашему. А уж затемно было, до Фролки далече, а в лесу разве можно скотину бросать? Что я, изверг какой? Привел в Навлю, велел одному цыгану коровенку хозяину отвести с извинениями. А он шельмой оказался – взял и пропал, ни его, ни коровы. А Фролка не понимает, милицию вызвал…

– Хв-ватит, Степан, прекрати. – Зотов, сдерживая смех, стащил кепку и прикрыл лицо. – Уймись.

– Почем корову-то продал? – давясь, просипел Карпин.

– За тыщу рублев… – Шестаков осекся, сболтнув лишнего. – Твою-разэтову, не путай меня, скотинину эту я хозяину отослал…

– Мы в деревню пойдем? Или будем цены на ворованный скот обсуждать? – прошипела Анька, которую Зотов от греха подальше потащил за собой по принципу «держи друга ближе, а врага еще ближе».

– Я не знаю, чего пристали они, – истово закивал Шестаков. – Вы, товарищи, не из милиции часом? Ан нет, партизаны, так вот и партизанствуйте на здоровье, меня не замайте. Будем Лазареву искать?

– Наверное, будем, – отсмеявшись, кивнул Зотов.

– Давайте я первой пойду, я привычная, – предложила Ерохина. – Аусвайс в порядке, баба подозрений не вызовет.

«Ну ты-то точно не вызовешь», – съязвил про себя Зотов и спросил:

– Полицаи в деревне есть?

– Откуда? – изумился Шестаков. – Полицаи в Глинном не приживаются, воздух тут, что ли, такой. В сорок первом, когда на немцев головокружение от успехов сошло, назначили старосту из бывших подкулачников и трех полицаев. Через неделю едут – староста с полицаями у дороги на березе висят. Самоубивцы, видать. Прислали им на замену полицаев из Навли. Через неделю и эти повесились. Прямо поветрие. С тех пор никакой власти в Глинном нет.

– Тогда пошли, пообщаемся с населением. – Зотов поднялся из зарослей. – Но по сторонам поглядывайте, мало ли что.

Заросшую травой и тиной речку перешли по шатким, скользким, окатанным водою мосткам, прикрывшись от малолетних рыбаков развесистыми корявыми ивами. Внимания не искали, пацаны, если увяжутся, уже не отстанут. Будет почетный караул. С реки неслись громкие голоса: