— Я сам вас туда отвезу, — разжевывая зажаренный ломтик ветчины, кивнул Позолотов. — Такой завтрак сделал меня благодушным. И потом, деревенские кладбища — моя слабость. Нет ничего умиротвореннее и печальнее одновременно. Земля родила, земля приняла. Простая, как чернозём, философия.

Скоро они забрались в «Запорожец», выехали из ворот и устремились по сельской улице. Проскочили клуб, в котором вчера Юля успешно сыграла роль балерины и корреспондентки, пронеслись до конца села и выскочили на окраину. Кладбище было рядом — в полукилометре, и как любое сельское кладбище началось внезапно с окраинных оградок и памятников, покосившихся крестов. Никакого тебе общего забора, никаких тебе ворот. Все как и сто, и двести лет назад. Над головой в деревьях умиротворенно пели птицы. Тут, над могилами, был их птичий рай. Кирилл Белозёрский заглянул к своим, в самом начале, положил по два цветочка, вышел.

Они шли по заросшей аллее, читая надписи на памятниках. У одной из оград две бабушки сидели на лавочке, жевали булку и толковали о чем-то. Поминали.

— А где ведьмы хоронят своих? — вдруг спросила Юля.

— На острове, — ответил Белозерский. — У них там есть свой уголок.

— А откуда известно, что их ведьмак умер? Тот самый, последний, о котором столько говорят?

Следопыт усмехнулся:

— Мне понятен ход ваших мыслей, Юля. Да, честно говоря, ниоткуда. Просто прошел слух. И я больше его не видел. Ни в живую, ни в бинокль. И никто не видел. Но это все. Власа недаром сошлась с Климом Зарубиным, Юленька, при живом ведьмаке, своем отце, она бы так вряд ли поступила. Да и стар он был для преступлений.

Их догнал и перегнал велосипедист. Мужчина в рабочей робе, в панаме хаки, уже немолодой. Упакованный в газеты букет ярких желтых полевых цветов был привязан к заднему сиденью. Он остановился далеко впереди, пристегнул велосипед к первой косой оградке и стал пробираться по узким дорожкам в глубь кладбища.

Юля и ее спутники бродили довольно долго, пока не вышли на тот участок, где были самые поздние захоронения. Девушка искала те из них, которые выросли тут за последние десять-двадцать лет. Кирилл хмурился, глядя на фотографии, Феофан Феофанович что-то бормотал себе под нос. Наверное, рассуждал о жизни и смерти. Сам с собой.

— Вот! — вдруг сказала Юля. — Мне хотелось найти эти могилы. «Иван Никанорович Жилин». Еще один свидетель того, что тройка пьянствовала в день убийства Марианны Колосовой. Умер семь лет назад, ему было тридцать два.

— Вы им не верите? — спросил Белозерский.

— Да как вам сказать, Кирилл. Не очень.