По-русски бойцы говорили сносно. Они не согласились сдать оружие, но согласились уйти и забрали с собой своих раненых. Они успели уйти до того, как подъехали фузовики с омоновцами.

Потом — провал в памяти.

Помню очень отчетливо: лежу на постели, перебинтованная чем попало, рядом двое моих ребят и старая пьяная армянка. Она буквально причитает, протирая мне лицо лрохладной влажной салфеткой:

— Бог мой! Дэвонка, чем ты занимаешься?! Да развэ можно! Да твое ли это дэло! Нэ можно, ай, нэ можно. Дэти — вот твое дэло. Рожать — вот твое дэло! Бог мой Бог мой, дэвонка!..

И почему-то ярче всего я буду вспоминать именно эти причитания старой армянской женщины из расстрелянной деревни, буду вспоминать по дороге, стискивая зубы от боли в набитом ранеными, продуваемом насквозь армейском «УАЗе», буду вспоминать в ереванском госпитале, куда ко мне уже через шесть часов после поступления примчится Сергей, буду вспоминать через неделю в Москве, зализывая оставшиеся раны дома на диване.

А раны-то были в общем ерундовые — мне опять повезло. Сильнее был шок от этого предательского удара, от этой бессмысленной мясорубки в мирное время. Как не хотелось верить, что мирное время кончилось! Однако Дедушка оказался, как всегда, безнадежно прав. Все-таки лучшие источники и лучшие аналитики были пока у него, а не у нас. И я сказала Сергею, что такое положение вещей нужно срочно менять.

— Нам по-прежнему остро не хватает людей, Сережа, — жаловалась я.

— Конечно, — не спорил он. — И поэтому ты хочешь начать с того, чтобы как можно скорее угробить себя.

— Брось, Сережа, со мной ничего не случится. Я не боялась ехать туда и не боялась идти под пули. Я и сейчас ничего не боюсь. Веришь? Абсолютно ничего.

— Верю.

— Сережа, я хочу маленького.

— Что?! — оторопел он. — Ты имеешь в виду ребенка?

— Ну не котенка же.

— Довольно странный вывод после командировки в «горячую точку».

Я рассказала ему про ту женщину. Он нахмурился и надолго замолчал. Наконец спросил:

— Ты не хочешь больше работать в нашей организации?

— Да ты с ума сошел!

Именно этого я и боялась — что он так подумает.

— Вы все, мужики, чокнутые. При чем здесь это? Работа работой, а дети — это дети. Ради кого работать-то?!

— А ты не пытаешься обмануть сама себя? — спросил он тихо. — Работа ведь бывает разной. И в некоторых случаях дети…