Вопрос доверия — одна из сложнейших вещей в мире. У каждого есть своя цена, нужен лишь верный подход и то, ради чего люди готовы отказаться от принесённых клятв. Не продаются фанатики: они умирают за идеи с восторгом — но легко управляемы извне. Мелькарт не просто любил древние реликвии. Он относился к ним с тем трепетом, с каким новобрачный впервые целует невесту. Он презирал людей, бросающих книги в огонь, — для Мелькарта это были скоты, бездумно потребляющие всё, что дадут. Любая книга — выражение человеческой мысли, и даже если она перечит мнению большинства, никто не вправе её уничтожить. Мелькарт скорее отнял бы чью-то жизнь, чем порвал рукопись. Он никогда не считал себя фанатиком, но признавал, что имел слабость к артефактам, которая, безусловно, оказывала на него влияние. Позволить Азраилу сыграть на этом — значит поставить на своей разумности жирный крест.

Ему нравилось сотрудничать с фрау Морреаф частично из-за того, что она не давила на его чувство независимости, не лезла за возведённые годами преграды, не надевала ошейник. Мелькарт думал, что даже немного похож на Викторию: в обоих кипела страсть к чему-то высшему, непостижимому, и пламя порой прорывалось, скрепляя их узами крепче, чем брак. Фрау Морреаф была похожа на чертовски дорогую реликвию, за которую можно лить кровь бесконечно.

Насколько сильной одержимостью болели египетские архитекторы при возведении статуй богини Изиды, горели ли у них ладони от соприкосновения с каменным телом великой колдуньи, породившей чудовище Гора и отнявшей тайное имя у Амона-Ра?

Мелькарта влекло могущество Виктории, её сотканная из чёрного полотна аура, поистине демоническое очарование — да, это было преклонение, чистой воды восхищение сильной личностью.

С неба падал снег. Мимо прошли две девушки, которые, посмотрев на красивого парня, заулыбались. Одна даже обернулась и пожелала счастливого Рождества. Мелькарт кивнул в ответ и, подняв воротник пальто, двинулся в сторону дома. Всеобщее веселье, смех, знакомые мелодии казались чужими. Словно послания из другого, неведомого мира, куда попасть невозможно. Мелькарт не любил Рождество ещё со времён пребывания в приюте, когда детей заставляли делать ёлочные украшения и он склеивал бесчисленное количество глупых гирлянд, а потом вместе со всеми читал молитвы, глядя на замученное лицо распятого Христа.

Закрыв за собою дверь тихой и уютной маленькой квартиры, он наощупь включил лампу и повалился на кровать. Шорох возле двери прозвучал неожиданно; Мелькарт на мгновение испугался и резво вскочил на ноги.