Женщине не составило проблем проникнуть в его обитель. Всё в той квартире источало запах Мелькарта: простыни, на которых он спал, ванная, в которой мылся, одежда, обтягивавшая нежную кожу мальчика. Вдоволь насмотревшись, Виктория выключила свет и села в кресло в ожидании своего ученика. Она не знала, где пропадал Мелькарт в рождественскую ночь, как не знала того, вернётся ли он.

Мелькарт вскоре пришёл. Не заметив присутствия постороннего, зажёг лампу и рухнул на кровать, лицом в подушку. Виктория могла бы и дальше любоваться видом ни о чём не подозревавшего мальчика, понаблюдать за его естественным поведением, но всё же намеренно выдала себя, зашевелившись. Шорох испугал его: Мелькарт резво вскочил, готовый защищаться, если посмеют напасть.

— Извини, что напугала, — сказала фрау Морреаф, растягивая слова.

— Всё нормально, — расслабленно выдохнул он, но так и остался стоять посреди комнаты. — Что-то случилось? Я не ждал вас.

— Рождество, — Виктория развела руками. — Странный праздник, не находишь?

— Я не люблю Рождество.

— А я хотела преподнести подарок, — она с наигранным сожалением закусила губу. — Как теперь быть?

— Я всегда рад подарку, если он хороший.

— Это тебе решать…, — Виктория окинула ученика долгим взглядом. — Многие празднуют Рождество только ради получения подарков.

— Вы не похожи на Санту, хотя, как и он, поражаете внезапностью.

— А на фею похожа?

— На зубную?

Они улыбнулись друг другу.

Виктория поднялась и подошла к Мелькарту почти вплотную.

— Я твой персональный Санта, — прошептала женщина, вглядываясь в обсидиановые глаза. — И твоя персональная зубная фея.

Пальцы Мелькарта сами потянулись к застёжкам манто. Верхняя одежда пушистой грудой упала на пол. Шёлковую блузу и длинную юбку пальцы тоже норовили снять, но он не спешил. Шагнул вперёд, преодолев последние сантиметры, и поцеловал её губы, неглубоко и без напора, словно спрашивал разрешения. Виктория ответила на поцелуй, дотронувшись до его мягких волос. Она могла бы толкнуть Мелькарта на кровать, оседлать и объездить, вылив всё скопленное за месяцы напряжение в жёсткое совокупление, но отдала эту привилегию ему, позволяя взять контроль над ситуацией. Виктория заботилась об интересах юного ученика, свободного в науке, но совершенно неопытного в физической близости, и хотела, чтобы его первый раз был чуточку волшебнее последующих. Мелькарт целовал осторожно, опасаясь её оскорбить, и медленно освобождал от одежды, сперва расстегнув пуговицы блузы, затем справившись с молнией на юбке. Виктория осталась в одном нижнем белье, вся открытая. Не было и намёка на стыд: происходящее являлось самой естественной на свете вещью, древнейшим священным обрядом. И никто не пытался отвести взгляды. Кожа зарделась от острой жажды большего. Мелькарт так же медленно избавил Викторию от нижнего белья, замер, внимательно осматривая обнажённое тело, подмечая каждый изгиб, каждую родинку, после чего стал раздеваться сам. Когда он дошёл до ширинки брюк, женщина перехватила его руки и приняла инициативу на себя.