Второе, о чём он мечтал, закрывая глаза и отгораживаясь от реальности — уничтожение Совета. И главная роль в ходе этого долгоиграющего плана отводилась Мелькарту Тессера. За годы одиночества Азраил отвык считаться с чужим мнением, но мальчишка каким-то невообразимым способом вынудил бессмертного пойти наперекор принципам — обычно он добивался своего шантажом и уловками. Слишком многое у Азраила было поставлено на карту, поэтому вместо того, чтобы давить на слабые места, которые у Мелькарта, разумеется, имелись, он терпеливо подбирал ключ. На доверие Азраил не рассчитывал: этот парень, как змея, жалил любую неосторожно протянутую руку. К Мелькарту требовался свой, совершенно уникальный подход, и трёхсотлетний алхимик хотел как можно скорее отыскать верный путь.

* * *

Предсказания Виктории начали сбываться. Разум вёл жестокую игру, предавая тело и душу. Каждая ночь оборачивалась кошмаром. Стоило темноте проникнуть в комнату, как Мелькартом овладевал бессмысленный, ничем не обоснованный страх. Он не боялся чёрного цвета, который приобретал мир, когда лишался потоков лучей, не боялся он и восхода луны, однако нервы всё же подводили, стоило спуститься мраку. Засыпая, он видел странные вещи. Мелькарт не любил о них думать, однако они настигали и выворачивали наружу то, что давно было похоронено… Видимо, похоронено плохо.

Постоянно являлась мать.

В жизни Мелькарту не довелось с нею встретиться. Эта женщина отнесла его в приют младенцем, а подробности он разузнал о ней в возрасте тринадцати лет, когда, заинтересованный в происхождении, искал информацию. Мать занималась проституцией. И ко времени его подростковых выходок уже умерла. В руки Мелькарта попала её «рабочая» фотография — единственное, что осталось от скоротечного рискованного существования. На фотографии Тессера в тонком просвечивающем платье с зазывным видом держала плеть; собранные в пучок волосы обнажали лебединую шею, броский макияж выдавал натуру хищницы, дикой пантеры, которая не боялась опасности. Мелькарт ещё тогда собирался от фотографии избавиться: мать ровным счётом ничего в его жизни не значила. Однако сохранил. Спрятал на дне чемодана. Зачем? Мелькарт не знал. Он списывал это на детскую слабость. В конце концов, когда-то он ждал её. Надеялся, что однажды она объявится и заберёт из приюта. А потом понял, что остался в мире совсем один. И перестал верить.

Эта боль снилась, преследовала ночь за ночью. Сначала юноше привиделось, будто он идёт вслед за матерью. Женщина не оборачивалась. По улице сновали безликие люди, которые служили к происходившему лишь фоном. Мелькарту казалось, что он обязательно должен догнать свою мать. Она шла быстро: то ли спешила, то ли убегала. Полуобнажённая, в том самом платье, как на фотографии. Идеально прямая спина, лёгкая походка. Стук длинных шпилек по асфальту. Мелькарт хотел, чтобы женщина показала лицо, но она, словно назло, смотрела только вперёд. Со временем сны стали красочнее. Прибавилось больше шума, больше полутонов. Когда Мелькарту всё же удалось собрать волю в кулак и позволить женщине скрыться, она внезапно остановилась. Прохожие тоже замерли. Окружающий мир затих. Мелькарт вглядывался в стоявшую впереди фигуру, чувствуя, что вот-вот его мать повернётся и разделявшие их преграды рухнут: судьба будет развенчана, время сотрётся в пыль, — и он сможет коснуться её руки. Но что-то удерживало на месте. Мелькарт не находил сил, чтобы шагнуть к матери… Ноги приросли к земле. Мучительно медленно она склонила голову влево, и впервые Мелькарт увидел её в профиль. Бледная кожа, изящный изгиб брови, горбатый нос. «Нет», — подумал он, прежде чем лицо женщины полностью к нему обратилось.