— Какова же была ваша конечная цель?

— Не думаю, что она существует.

— Тогда зачем всё это?

— Зачем? — она, казалось, удивилась вопросу. — А зачем вы занимаетесь наукой, граф? Зачем, если умы простых людей всё равно не постигнут ваших знаний? Не ради себя ли? Не ради своего удовольствия?

— Безусловно, — Сен-Жермен склонил голову. — Однако моя жизнь не ограничена наукой. Я в большей степени политик, чем учёный.

— В таком случае вы зря покинули Европу, — голос женщины ощутимо охладел. — Или же, напротив, искали убежище здесь. Зря.

— Я не уеду, пока не узнаю вас.

Он не хотел сдаваться.

— Бедный граф, вы до сих пор не поняли? Тайна, что вас так мучает, в тысячи раз дороже изобретения минералов. Как только вернётесь домой, евнухи сразу перережут вам горло. Вы запросили слишком большую цену.

— Вы беспокоитесь за меня? — Сен-Жермен испытал лёгкий укол польщения.

— Вы великий учёный. И очень интересный человек. Я бы предпочла сохранить вам жизнь, поэтому не настаивайте…

— Шайтаны не спасают души, — он мягко улыбнулся. — Госпожа, вы не шайтан. Вы просто одинокая женщина.

По лицу Интисар-хатун пронеслась тень.

— Я бессмертная женщина, — ответила она мгновением спустя. — Такую правду вы рассчитывали получить? Так знайте, я застала падение Тевтонского ордена, была в Константинополе, когда к его стенам пришли османы; я помню инквизицию, борьбу с Лютером и нашествие Тамерлана. На моих глазах империи расцветали и рушились. Я — хранитель наследия Гермеса Трисмегиста, создатель философского камня. Я — мертвец, нарушивший законы Жизни. Маг Смерти и демонолог. Я — зло, обличающее и жестокое. Не ищите во мне утешения, не ждите милосердия. Потому что вы сами обращаете милосердие в слабость, а искупление мне не нужно. Второго шанса я никому не даю.

Она взяла со стола нож и смело провела лезвием по ладони. Мраморный пол окропила чёрная, как смола, кровь. Затем подняла руку вверх. На глазах Сен-Жермена разодранная кожа срослась, не оставив даже подобия на шрам.

— И я всегда получаю то, что хочу, — сказала она, поднимаясь со скамьи и набрасывая на плечи халат. — Я получаю людей. Это моя конечная цель.

— Госпожа… — выдохнул он беспомощно.

— Даю вам время до полудня, чтобы прислать подробное описание технологии, — ответила Интисар-хатун у порога. — Никогда не испытывайте моё терпение.

Она была старше его на много, много столетий. «Как же я сразу не понял?» — разочарованно думал граф, бредя по мрачным улицам Исфахана обратно в то логово, куда его отправили, словно какого-то прокажённого. — «Это владение телом, владение собой… глаза, в которых нет ни капли любви, и острый ум на грани гениальности. Ум стратега. Но как она не смогла понять главного? Как не увидела?» Сен-Жермен смеялся, прижимаясь к шершавым стенам домов. Смеялся, как сумасшедший, с нотками какой-то болезненной истерики, вместе с которой выпускал все чувства — потрясение, уязвление, восхищение, обиду и гордость… гордость за себя, за то, что сможет продолжить этот странный поединок. Было же, однако, что-то ещё. Свербящее и ускользающее. Сен-Жермен лишь раз или два сталкивался с бессмертными, и эти встречи не принесли ему ничего, кроме раздражения; терялось ощущение уникальности, к тому же граф был первооткрывателем эпохи, они же — напоминанием старого прошлого, гостями из тёмного, неизвестного ему средневековья. Они были сильнее. С Интисар-хатун раздражение носило иной характер, и Сен-Жермен хотел понять странную особенность их отношений, почему желание близости преодолевало злость. Остаток ночи мужчина провёл за работой над формулами. Опрокидывая в глотку горячительную смесь, составлял перечень лабораторных анализов, стараясь поспеть к утру. Граф всегда держал своё слово. Отнести документы он велел евнуху, а сам упал на диван и замер: то, что следующая встреча могла стать последней, было слишком очевидно. Сен-Жермен не собирался ставить точку вот так. Он жаждал победы.