— А ты подарил бы африканским племенам комплекс ядерных боеголовок? — она шумно вздохнула. — Некоторые активисты из христианской общины записали Трисмегиста в пророки, сделали родоначальником монотеизма. Учения о Боге Отце. Тебя это противоречие смутило?

Мелькарт не ответил, но по выражению лица и так всё было ясно.

— Мне тоже не нравится, что историю переписали. Языческие представления христианам необходимо было как-то исправить. Символику они оставили, трактовку поменяли.

— Так Трисмегист не служил Богу? — уточнил он.

— Богу? Мелькарт, всех богов он поставил позади себя, ему не было нужды поклоняться чему-то высокому и непонятному — в силу того, что Разум мог овладеть любыми явлениями. Страшнейшим злом называлось невежество. Вернее, залогом зла, его источником.

— Как всё это связано со мной? Почему Калиостро решил, что у меня получится достать Жезл?

— Боюсь, его очаровала ещё одна легенда. Довольно малоизвестная и сомнительная, — Виктория испытывающе посмотрела на мальчика. — Она об Избраннике Трисмегиста. О маге, подобном ему.

Салон внедорожника огласил смех. Мелькарт отвернулся и закусил ладонь, пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции.

— Избранник? — фыркнул он. — В двадцать первом веке?

— Не все мифы следует понимать буквально. Конечно, Трисмегист не заявится сюда и не скажет, кто заслуживает его наследия. Важно другое.

— Что же?

— Вера. Совет Девяти основан более двух тысяч лет назад, и всё это время там ждали прихода Избранника. Новый виток спирали всегда означает возвращение былого, повторение уже пройденного. Только в другой интерпретации.

— Неизвестные…, — потрясённый, Мелькарт прочистил горло, — могут принять меня за Избранника?

— Я постаралась сделать так, чтобы никто из бессмертных о тебе не знал. Кроме Сен-Жермена… Дьявол! — прошипела та, вспомнив произошедшее. — Ещё и Калиостро… он всё равно всех убедил, что эта легенда недалека от вымысла.

— Да и вы тоже не считаете её такой уж сомнительной.

Виктория улыбнулась. Проницательность мальчика приводила в восторг.

— Ты прав, — призналась она. — О кончине Девятерых я начала думать после гибели Рейги. Прежде Жезл казался мне сказкой, точно как тебе сейчас, однако в двадцатом веке археологи раскопали лабиринт. Всех участников операции охватило какое-то помешательство: мало того, что они рассказывали об одном и том же — великом маге и о мирах, которых он якобы открывал, — вдобавок ещё и становились уродами. Стариками, калеками. Кто ослеп, кто слёг, как живой мертвец. Это не было совпадением. Раскопки прекратили, архивы уничтожили, чтобы забыть, не знать… Но я хотела знать. Историю с Жезлом я сохранила как знак надежды.