– А Летуца, – сказал Нико. – Тетушка Мони убивалась сильно, но она сама сказала, чтоб Летуца ехала, хотя госпожа Тию не хотела… она-то приказала обеим тут оставаться. Но Летуца все равно поехала. Потому что неприлично это, и господин Тенда еще давно сказал, чтобы она госпожу Тию везде сопровождала.

Лучан нахмурился, но догадался, что тетушка Мони, верно, кухарка Корнелия.

За разговором они добрались до гостиницы, и по дороге Нико несколько раз останавливали незнакомые Лучану люди, по виду простые горожане. История увезенной Тию и неизвестных никому, но жутких обвинений в отношении Раду была у всех на устах. Кто-то злорадствовал, но большинство, к удивлению Лучана, волновались за благополучие Раду и его сестры.

И лошадь они нашли не доходя до гостиницы. Гнедого коня, молодого и прыткого на вид, им привел крепкий мужик, узнав, что они едут за Тию. Нико сказал, что это горшечник. Давешний мальчишка, встречавший их у въезда в город, притащил от матери тряпичную сумку со снедью.

– Я в некотором роде теперь понимаю Корнелия, когда он жаловался на то, что наши выезды вечно похожи на передвижной цирк, – пробормотал Лучан.

Он забежал в номера и забрал оттуда пистоли, которые обычно возил с собой, когда приходилось путешествовать одному. Запас пуль и пороха был небольшой, но Лучан надеялся, что они вообще не понадобятся. Помимо этого, он достал из потайного места остаток золотых монет. Сабли у них с Раду были при себе.

В номерах дремал его слуга, который привык уже к постоянным отлучкам Лучана. Он обеспокоился сборами, но Лучан уверил его, что собирается поучить Раду стрельбе, и слуга, недовольно поцокав языком, не посмел больше встревать.

«Матушка была бы в ужасе, если бы узнала, что я планирую в случае чего стрелять в кукушечьих стражей, – подумал Лучан, выходя из комнат. – Но, конечно, это вряд ли произойдет. Разве что пригрозить понадобиться, стрелять не буду».

«Впрочем, она всяко была бы в ужасе, узнав, какое участие я принимаю в судьбе малознакомой ей девицы, – здраво рассудил он, возвращаясь к кукушечьим стражам верхом и отправив Нико обратно в поместье Корнелия. – И, верно, врать себе больше нельзя. Дураком буду, если это просто дружеское участие. Не зря Корнелий поддевал меня… небось, мерзавец, заметил давно. А я только сейчас… когда понял, что этому Ницэ готов руки-ноги переломать от одной мысли, что он ее хоть пальцем мог тронуть».

Раду ждал его на улице, прохаживаясь взад-вперед с лошадью Лучана.

– Готов? – кратко спросил его Лучан.

Раду кивнул, и спустя несколько минут, попрощавшись с капитаном Бассу, они скакали через город.