Мы с Лаоном подскочили от свиста чугунного чайника в дальнем конце кухни. Из его носика струился пар.

– Я подумала, горячий напиток вас успокоит. – Саламандра со змеиной грацией поднялась, балансируя на извивающемся хвосте. – Итак, не могли бы вы двое присесть?

Мы беспокойно ерзали, обмениваясь тревожными взглядами, пока Саламандра скользила между чайником и шкафом. В ее движениях сквозила практичная расторопность, руки мелькали, оставляя в воздухе огненный след. А взгляд то и дело возвращался к спящей Элизабет Рош.

– Разве здесь нет молока? – спросила я, когда Саламандра передала мне чашку подслащенного чая.

Она моргнула:

– Я думала, ты – подменыш.

– Так и есть.

Некоторое время она молчала, и выражение ее лица было совершенно непроницаемым. Лишь потрескивало пламя, заменявшее ей волосы. Наконец Саламандра произнесла:

– Очень хорошо.

– Я не понимаю.

– Нет, это я неправильно поняла. – Она добавила в чай молоко, глядя на него с необычным вниманием.

– Ты тянешь время, – заметил Лаон.

– Мне нужно тщательно подбирать слова, – ответила Саламандра. – Мой язык свободен еще меньше, чем руки. Ваш гейс – не единственный. Здесь действуют обещания, старые как мир. Могу сказать лишь это.

– Приказ Бледной Королевы?

– Она любит и хранить свои секреты, и раскрывать их. Большинство из них не мои, поэтому не мне о них и рассказывать.

– Но ты все еще хочешь поговорить? – спросила я. – Ты уже являлась передо мной. И давала ответы в обмен на…

– Ты была у сада.

– Так и есть. А Элизабет Рош была рядом, не так ли?

Саламандра кивнула:

– Я устала от игр и садов Бледной Королевы. Я уже попадалась в ее сеть. Тогда я тоже любила, и это знание тоже было проклято. Иные говорят, что есть много разновидностей греха, но для меня существует только один.