Мы нашли два стула с прямыми спинками, что казались чуток покрепче прочих предметов в комнате, и попробовали усесться.

– Миссис Мюленберг, – сказала мисс Говард, – признаюсь, я несколько озадачена. Мы – я – разумеется, приехали сюда не в поисках неприятностей. И без намерения кого-либо обидеть. Но, похоже, одно лишь упоминание имени Либби Фрэзер…

– Видели, что осталось от соседнего дома? – перебила миссис Мюленберг. – Это был мой дом. Точнее, моего мужа. Мы жили там с нашим сыном. Люди в этом городе не хотят, чтобы их дома превратились в обугленный кирпич и пепел.

Мисс Говард осмысливала это несколько секунд.

– Хотите сказать – это ее рук дело? Либби Фрэзер?

Голова вновь закивала.

– Только мне никогда этого не доказать. Как не доказать и того, что она убила моего ребенка. Она слишком умна…

От упоминания еще одного мертвого ребенка, да еще и в таком городе и в таком доме, как эти, я был готов броситься в окно гостиной, вскочить в бричку и настегивать нашего маленького моргана, пока мы снова не очутимся в Нью-Йорке. Но мисс Говард никогда не отступала.

– Понимаю, – тихо, но твердо сказала она. – Думаю, вам стоит знать, миссис Мюленберг, что помощник окружного прокурора Пиктон готовит женщине, известной вам как Либби Фрэзер, обвинение в убийстве – убийстве ее собственных детей.

Это вызвало очередной приступ одышки за веером, одна нога на краю дивана начала заметно дрожать.

– Своих собственных… – Нога внезапно замерла. – Когда? Где?

– Три года назад – в Боллстон-Спа.

До нас донесся еще один судорожный вдох.

– Стрелявший… по их словам, случайно – не негр?

– Да, – подтвердила мисс Говард. – Вы знаете об этом?

– До нас доходили слухи, – проговорила миссис Мюленберг. – А город прочесывал поисковый отряд. То были дети Либби?

– Именно. И мы считаем, что это она убила их. А заодно – и еще нескольких малышей в Нью-Йорке.