По комнате вновь разнесся тот страшный жалобный стон:
– Нет… нет! Зачем? Вы сами сможете рассказать им… кто угодно сможет! Я не могу ничего доказать… я не нужна вам…
– Я
Тут стон превратился в хриплый, ужасающий смех:
– Это невозможно, мисс Говард: они не смогут увидеть мое лицо. Даже
Мисс Говард глубоко вздохнула.
– Понимаю, – сказала она. – Но, быть может, вы окажете помощь в другом. Мы не смогли определить, откуда Либби приехала. Она когда-нибудь говорила с вами о своем доме?
– Не совсем, – был ответ миссис Мюленберг. – Она часто рассказывала о городах за рекой, в округе Вашингтон. Мне всегда казалось, что она оттуда. Но не ручаюсь.
Мисс Говард кивнула и встала, выпустив наконец мою руку:
– Конечно. Что ж… спасибо вам, миссис Мюленберг.
В дверях появилась старая негритянка, чтобы проводить нас к выходу. Но не успели мы выйти в прихожую, как миссис Мюленберг позвала:
– Мисс Говард! – Мы обернулись. – Взгляните на лицо вашего мальчика. Видите страх в его глазах? Вам это может показаться лишь игрой его воображения. Но вы ошибаетесь – то, что было когда-то моим лицом, хуже любых порождений его сознания. Знаете ли, каково это – так пугать людей? Простите, что большего я не могу, – и надеюсь, вы и в самом деле понимаете…
Мисс Говард коротко кивнула, и мы двинулись наружу. Негритянка тихо закрыла за нами дверь.
Я быстро, как мог, понесся к бричке и удивился, что мисс Говард не сделала того же самого. Она смотрела на реку и явно ломала над чем-то голову.
– По дороге в город мы случайно не миновали паромную переправу? – тихо спросила она, медленно приблизившись к упряжке.
– Ох нет, – быстро ответил я, несколько обнаглев от страха. – Сегодня я через никакую реку переправляться не намерен, мисс Говард – нет, мэм! – Потом, нащупав пачку сигарет, опомнился. – Простите меня, но тут никак…
И внезапно услышал чрезвычайно тревожный шум: шаги, множество шагов, взбивающих сухую дорожную пыль. Мы с мисс Говард отошли от повозки и уставились на север в темноту, вскоре изрыгнувшую человек десять посетителей таверны. Они направлялись к нам – и вид имели, мягко говоря, не склонный к разговорам.