Мне показалось, тощий педофил взвыл больше от шока, чем от боли. Я отвел руку от себя, чтобы кровью забрызгало его лицо и воротничок. Теперь Гус заговорил охотно – безудержный поток лягушачьей тарабарщины, которую я бы в жизни не понял.

– Le nom, s’il vous plait, – сказал я с тихим спокойствием.

Он уставился на меня, побелев от ярости, с упрямством в выпученных глазах.

– Monstre![216]

– Oui, – согласился я, – je suis un monstre diabolique[217]. – Перенес раскрытые челюсти ножниц к следующему пальцу на очереди. – Encore? – спросил я. – Le nom… ou le prochain doigt[218].

И все же он не отвечал, отвернулся от неизбежного.

– Ладно, petit pédé…[219] Этот поросенок остался дома!

Щелк! Фаланга указательного пальца отскочила на стол рядом с другим обрубком.

На сей раз он не кричал. Захныкал, как дитя, уставившись на изуродованную руку. Я передвинул ножницы на средний палец.

– Encore? – спросил я. – Un autre? Il y a plus de trois[220].

– Non! Non! Avez pitié á moi. Je demand grâce!

Пощады он запросил.

– Окей, – сказал я. – Donnez-moi le nom[221].

– Cardinal Vincent Latour, – выпалил он в панике. – L’archevêque de Paris[222].

– Vous avez bien fait. – Я сказал Гусу, что он поступил правильно, отложил ножницы и взял полотенце, чтобы замотать его истекающую кровью руку. – Ou vive-t-il? – спросил я. – Cet cardinal? – Я хотел знать, где живет этот ублюдок.

– A rue Barbet de Jouy dans le sept[223], – прохныкал священник.

– Quel nombre?[224]

– Trente-deux[225].

– Bon[226]. – Я получил то, за чем пришел. – Courage. Il est seulment votre main gauche.

Я сказал лепечущему педику взбодриться, пока расстегивал браслеты «Пирлес 4». Мол, это же всего лишь левая рука.