Оз открывал кухонные шкафы, якобы в поисках стакана для воды. Но почти сразу он наткнулся на бар — как будто радар алкоголика сработал.

Клири дотронулся до моего локтя.

— Ты в порядке?

— Супер, — сказала я, дрожа от холода.

— Скажи, что с тобой?

Мое периферийное зрение уловило тень. Оз поднес бутылку виски к окну, разглядывая на свету этикетку.

Я едва заметно кивнула Клири.

Но когда я снова посмотрела вниз, на плитку, я испытала ту же самую панику, как и при виде тех обоев с моих детских фотографий.

Оз закрыл бар. Дверца хлопнула. Звук был громче, чем предполагал его мягкий жест.

— Ты вся серая, — сказал Клири.

Я чувствовала, что он смотрит на меня то ли с отторжением, то ли с тревогой, но взглянуть на него в ответ не получалось — невозможно оторваться от знакомого плиточного узора, окрашенного ужасом.

— Может, посмотрим спальни? — спросил Оз.

Пропотев от страха насквозь, я еще и онемела. Затылок жгла острая боль. Мне чудилась какая-то жуть — я уже сто раз пожалела, что так убилась сидром и гашишем — и я не могла прогнать образы крови на плитке и еще чего-то. У меня кружилась голова. Наэлектризованные волосы бились током и щекотали уши.

— Нет, — слишком быстро ответила я. — Я видела достаточно.

Я неловким шагом направилась к выходу, безуспешно пытаясь двигаться нормально. За дверью был ослепляющий серый день. Шагнув с верхней ступени крыльца, я почувствовала себя невесомой, будто снова была девочкой на руках у отца. «Ни у одного мужчины не было шарфа теплее, чем руки дочери, обвитые вокруг его шеи», — любил говорить папа. Я едва успела удержать равновесие.

Клири запер за нами дверь.

— Как ты думаешь, где ее мама? — спросил Оз. — Если она похоронена не в Куне, я имею в виду.

По спине пробежал холодок. Темно-красные геометрические фигуры снова появились перед глазами, но я отогнала этот образ.

— Эрин, наверное, лучше знать.

Оба посмотрели на меня, но я только раскинула руки от беспомощности. Я устала. Все утро окружающие пытались выдавить из меня какую-то информацию, которая на моих же глазах полностью обесценивалась.