Я обняла его со спины, постаравшись успокоить, пока он раскидывал куски нарезанного мяса по ломтикам хлеба. Моя щека коснулась теплого вязаного свитера. От него пахло кремом для бритья и грейпфрутовым соком.

— Я думала так же, — сказал я. — Но потом вспомнила, что большинство родителей не удосуживаются даже подписывать разрешения, которые подсовывают им прямо под нос. Каковы шансы, что они действительно усядутся и будут смотреть наши уроки? Они для этого слишком заняты филантропией. Или, например, огромными объемами работ по обустройству личных островов.

— Ты права. Спасибо, что не позволяешь мне сходить с ума.

Я потянулась к нему и поцеловала. Но когда я отстранилась, в его очках отражался свет фар, и за их сиянием мне не удалось увидеть глаз.

— Не волнуйся насчет камер, — снова сказала я. — Ты хороший человек и отличный учитель. Разница только в том, что теперь еще больше людей это увидят. Онлайн. Трансляция. Прямиком в их хедж-фондовые кварталы и мегаособняки.

Он положил подбородок мне на голову.

— Ты правда считаешь, что я хороший человек?

— Лучший. Что вообще заставляет тебя в этом сомневаться?

Обняв меня чуть крепче, он произнес:

— В последнее время я все меньше и меньше в этом уверен.

Мой первый урок был у пятого класса, где училась Габи, что не сильно помогало успокоиться. Мы работали с греческой трагедией. Курс был связан с их занятиями по социологии, где они изучали древние цивилизации вплоть до Римской империи. Не успели мы и десяти минут поговорить о том, почему греческая трагедия стала краеугольным камнем для драматического искусства, как я почувствовала давление камеры, висящей надо мной.

Я попыталась улыбнуться — это было старое лекарство от страха сцены, но оно не сработало. Я слышала, что мой голос приобретает высокие, истерические нотки.

— Обычно персонаж поднимается над своим окружением и выходит за границы собственного социального статуса. Кто-нибудь может сказать, что это значит? — Я тут же поняла, что использую слова, которыми они начнут пользоваться еще не скоро.

Тишина.

— Эм, ну, вроде как персонаж считает, что он крутой. Возьмем Икара, который подлетел так близко к солнцу, что его крылья расплавились. Или Нарцисса, который был настолько влюблен в собственное отражение, что утонул, пытаясь прикоснуться к нему.

Я сделала неловкий переход к следующей теме и стала рассказывать о персонажах греческих пьес, которые были рабами своей судьбы, а потом спросила детей, что они считают своими фатальными изъянами.

— То, что у меня аллергия на лошадей, — сказала одна из Петр. По школе ходили слухи, что ее родители участвуют в яростных торгах за скаковую лошадь, оцениваемую в миллион с лишним долларов.