Светлый фон

Увидав в дверях новое лицо, подельник Дусева в кровати, трогая бинт, забухтел:

— Еще один пожаловал! Вы что там, в очереди стоите? Я уже сказал менту, что ничего не знаю.

Опершись двумя руками на спинку кровати, Исай скучным голосом проговорил, будто напомнил подручному Папы о том, о чем тому давно уже известно:

— Ты же знаешь, что полиция собирается переводить тебя в изолятор. Ты уже на поправку пошел. Я пришел снять охрану.

Впервые услышав это, раненый опешил от новости:

— На какую поправку? Никто не говорил про изолятор. Я еще лежачий!

Глядя колкими холодными глазами поверх его головы, Исай тем же голосом произнес:

— Ничего, тебе уже лучше, а там оклемаешься совсем! Начинай двигаться!

— Вот ментяры козлистые! — покраснел от напряжения парень, дергая нижней челюстью. — У меня еще вон кровь на бинтах!

— Это не мое дело, — давил дальше Исай. — На кой черт ты мне сдался? В честь чего я тебя должен охранять? Ты мне не сват и не брат, чтобы я тебя от всех спасал. Те, кто тебя у музыкальной школы не добил, теперь выбирают момент, чтобы прикончить. И Папе ты больше не нужен — ты теперь лишний свидетель. Засветился везде. Проще от тебя избавиться, чем вытаскивать отсюда. Пока суд да дело с изолятором, ты окажешься трупом. Думаю, менты тебя здесь не уберегут. Кагоскин всех чертей в больнице знает. Он уже через полчаса будет знать, что ты остался без охраны. Быстро подсуетится. Вколют тебе укол не тот, который надо, — и конец мечтам придурка. В общем, оставляю тебя на съедение. Не думаю, что без моей охраны ты протянешь долго. А мог бы, если б сдал мне Папу.

— Не гони пургу, охранник! — пыжась, вытолкнул из себя раненый, мотая косматой головой, однако по срывающемуся голосу чувствовалось, что он забеспокоился. — Про Кагоскина, про Папу дерьмо мелешь!

— Бузи дальше! — безразлично пожал плечами Исай. — Мне на тебя начхать, у тебя свои мозги. Кстати сказать, куриные. Даже если менты успеют тебя забрать отсюда, то в изоляторе тебя братки прижучат. Слушок пошел, что ты закладываешь своих. Ты Папу знаешь — он легок на расправу. Братки ждут, не дождутся, когда ты останешься без охраны. Не завидую я тебе, парень.

— Какой слушок, какой слушок? — вытаращился парень, шевеля носом. — Что ты базаришь?!

Намеренно нагнетая атмосферу, Исай скучно и безразлично продолжил:

— Не я базарю — народ базарит и к Папе базар приносит. Думаешь, Папа спрашивать у тебя будет? Нет! По твою душу пришлет подручных! Жди!

Приподнявшись на локоть, в испуге не чувствуя, как болью прокололо тело, он тупо смотрел на Исая и туго соображал.