— Принеси и ликер, там есть малиновый, — попросила Одетта. — Ну и жара! Вы еще не высохли от жары, а?

Земля, воздух, одежда — все пахло смолой. Бледный лунный свет сочился сквозь сосновые ветки, как масло. Изредка мимо проносилась на полной скорости машина, и от волны теплого липкого воздуха вздрагивали ветки. Дутр налил всем по капельке ликера и разбавил ледяной водой.

— Позвать Влади? — спросил он.

— Погоди, пусть закончит, — ответила Одетта.

Владимир неподалеку от них менял колесо пикапа. Казалось, что там, в ярком свете переносной лампы, где мелькал его угловатый силуэт, идет спектакль китайского театра теней. Все четверо молча потягивали ликер. Было что-то колдовское и в соснах, освещенных луной, и в мерцающем живыми звездами небе. Одна из сестричек обратилась к Одетте, и Дутр без труда понял. «Я мигом вымою и вернусь».

— Ja, — отозвалась Одетта, — spute dich![14]

Девушка поднялась в фургон у них за спиной, и стало слышно, что она убирает со стола посуду.

— Какая? — шепнул Дутр.

— Грета, — тоже шепотом отозвалась Одетта и уже громче добавила: — А не кажется ли вам, что мы можем сидеть с большим удобством? Вынеси столик, милый, а то нам некуда ставить стаканы.

— Я вынесу, — предложила Хильда.

— Спасибо, вынеси. Можно взять любой.

Хильда пошла к фургону с реквизитом. Дутр, верно, всю свою жизнь будет помнить эту минуту. Фургон стоял параллельно шоссе. Им он виднелся повернутым в три четверти, облитый той же голубоватой глазурью, что и деревья. Девушка толкнула дверь. Дверь открылась, скрипнула, и в голубоватых потемках внутри фургона стало видно все, что в нем стояло.

— Поразительно, — сказала Одетта. — Видно как днем.

Владимир прикатил запасное колесо и наклонился над разложенными инструментами. Грета, напевая, мыла посуду. Промчалась машина в сторону Экса, и свет ее фар осветил Хильду, которая искала в фургоне столик.

— Налей еще по капле малинового, — предложила Одетта. — Уф! Кажется, наконец стало можно дышать.

Она смаковала душистое питье маленькими глоточками. На пальце у нее вспыхивало кольцо, отблески мерцали в стакане. Дутр не отрывал глаз от фургона с воздушной, переливающейся надписью «Семейство Альберто».

— Никак не найдет, — сказал он. — Я, пожалуй, схожу сам.

— Боишься, как бы кралечку не украли, — пошутила Одетта. — Не волнуйся, дверь одна, мы сразу ее увидим.

Дутр закурил, чтобы не отвечать, и искоса недоверчиво взглянул на Одетту. Впервые после отъезда из Парижа она пыталась быть любезной. В фургоне упало что-то тяжелое.

— Нет чтобы протянуть руку и зажечь ночник, — сказала Одетта. — Ну и недотепа!