Опять упало что-то тяжелое, и следом раздался приглушенный вскрик.

— Ну скоро ты? — крикнула Одетта Хильде.

— Не сомневаюсь, что лампочка перегорела, — заметил Дутр.

Он встал и аккуратно расправил свои габардиновые брюки — там, где они помялись. Одетта взяла его за руку.

— Пусть сама разбирается. Если уж она не способна столик вынести… Там их по меньшей мере три.

Дутр слушал, что делается в фургоне. Одетта сердито оттолкнула его руку.

— Беги! Беги!.. Тебя так и распирает. Подходящая минутка, можно прижать ее в темном уголке. Дурень, вот дурень!

Дутр прихватил электрический фонарик, который лежал в «бьюике» в отделении для перчаток, и не спеша направился к фургону. Одетта прикрыла глаза и, опустив руку, поставила свой стакан на усыпанную хвоей землю возле кресла. Изящный силуэт Пьера, небрежная походка, беззаботное помахивание руками — Одетта отметила все. «Он чувствует, что я на него смотрю. Он знает, что сводит меня с ума!» Тишина стояла такая, что Одетта слышала, как Пьер прошептал:

— Хильда! Где вы?..

Фонарик нарисовал на ступеньках фургона круг немногим ярче лунного света.

— Хильда!

Пьер поднялся на одну ступеньку, потом на вторую и застыл, направив фонарь на пол. Одетта встала. Грета еще мыла тарелки. Владимир заворачивал болты, лампочка ярко освещала его обнаженные по локоть руки с набухшими, ветвящимися как корни венами. Пьер переступил через последнюю ступеньку и опустился на колени. Одетта сделала шаг, другой и вдруг, словно ее подтолкнули в спину, бросилась к нему.

Дутр слегка повернул к ней голову.

— Она покончила с собой, — сказал он. — Веревка…

Одетта остановилась внизу у лестницы. Как раз на уровне ее глаз темнело распростертое на полу тело. Дутр посветил фонариком, и стало видно веревку: она обвилась вокруг шеи Хильды, словно змея. Светлые волосы разлетелись легкой пеной.

— Пьер! — тихо позвала Одетта.

Дутр, взявшись рукой за дверной косяк, поднялся, вошел в фургон и наклонился над Хильдой. Луч фонарика высветил среди причудливых теней его узкое лицо. Пьер выпрямился и провел по глазам ладонью.

— Почему? — спросил он.

— Бедный мой мальчик!

Лицо Дутра стало таким страшным, что Одетта невольно отступила назад, а Дутр, тяжело спустившись по ступенькам, сел и понурил голову.