Светлый фон

Иртяш, самое крупное из местных озер, тоже получил статус технологического водоёма В-1, но поскольку был первым в каскаде водных преград, в годы работы комбината и атомной станции загрязнялся не так сильно. На его восточных берегах, выходящих к Каслям, можно было купаться. Основную дозу радиоактивных осадков Иртяш получил после взрыва АЭС.

Когда наша моторизованная телега выехала к берегу озера, у меня не было сомнений, что это Иртяш. Я никогда не видел озеро, но хорошо представлял его по редким фотографиям и рассказам ликвидаторов, друзей отца. В месте, к которому мы подъехали, озеро не казалось большим: другой берег находился в сотне метров, можно доплыть. Я сообразил, что это один из островов Иртяша.

Кто-то всё также прижимал мою голову. Когда телега остановилась, я приподнялся и увидел, что берега озера здесь каменистые и местами обрывисты, но имеется причал. Лес подходил вплотную к воде. В густеющих сумерках она была гладкой и чёрной, как расплавленный гудрон. Среди моих провожатых выделялся мужик с крупной головой, бородатый, аккуратно стриженный, мшистый, седой по кругу, с болезненно красными щеками и глазами слегка навыкате, с настырным требовательным взглядом. Я понял, что он привык командовать. Но разглядеть его я не успел: меня снова схватили, вывернув локти, и погрузили в шаткую лодку у небольшого причала. Я не мог наступать на одну ногу, поэтому сильно раскачал лодку, но бородатый наступил в неё мягко, как кот, и лодка успокоилась.

Помимо бородатого, который сел на вёсла спиной к нам, в лодке был ордынец — казах с узкими злыми глазами. Я подумал, что могу прыгнуть в воду, проплыть в глубине метров двадцать и взобраться на берег чуть дальше причала, уйдя в лес. Ордынец, словно прочитав мои мысли, сказал:

— Не дёргайся.

Он держал мой пистолет стволом вниз.

Бородатый грёб мощными толчками, оставляя на чёрной глади яшмовый узор. Лодка плыла не поперёк пролива, а диагонально, приближаясь к другому берегу пологой глиссадой. Ордынец смотрел пристально, и его азиатское лицо не выражало ни гнева, ни любопытства. Когда-нибудь я перережу ему глотку: вот тогда он удивится.

Лодка ткнулась носом в каменистый берег, проскрипев днищем. Сосны здесь росли дальше от берега, поэтому от воды получался удобный пологий выход в сторону леса.

— Моськин! — крикнул седой мужик, словно проводник поезда. — Ну-ка!

Моськин, Моськин… Где-то я слышал эту фамилию: что-то связанное с военными. Или я просто путаю с винтовкой Мосина.

Бородатый опять схватил меня за локоть и сильным рывком вытянул на сушу. Я неловко наступил на больную ногу, и земля закачалась, как сцепка поезда, когда идёшь между вагонами. Рука сжала мой локоть сильнее.