— Тебе учиться надо, — проговорил я, цепляясь за остатки здравого смысла.

— Не надо! — с чувством ответила она. — Я всё равно хотела бросить. Я бы сама сбежала. Давай уедем! Поселимся где-нибудь далеко: ты и я.

Я улыбнулся. Всё это было нелепо и поспешно, но я был согласен. Я оценил простоту, с которой начинается новый цикл.

Вдруг я понял, что моя жизнь становится абсолютно нормальной. Перестав стараться, я достигаю всех целей, к которым стремился. В моей жизни нет никакого дефицита, она трещит по швам от изобилия. Сейчас я словно достиг той оси, на которой перестают действовать центробежные силы. Я был в полном равновесии не только с текущим моментом, но и со всей историей человечества, даже с Вселенной. Что бы ни плёл про меня Подгорнов, что бы ни происходило на «Чезаре», в следственном комитете или на фронте, меня это не касалось. Эти люди, все эти рвачи, ещё целятся в мишень моего прошлого, где меня уже нет.

Пора успокоиться. Мы так часто смещали свои цели, так сильно задирали планку, что поезд-экспресс пронёс нас мимо всех остановок, заслуживающих внимания. Но именно сейчас, встав в случайном месте, в поле, в одиночестве, я чувствую конечную точку маршрута и в то же время его начало.

Мотыльки сверкали крыльями возле тусклой лампы, освещавшей вход в беседку.

— Давай уедем, — согласился я и почувствовал на своей колючей щеке хрустящий поцелуй.

И в этот момент мне вдруг всё стало ясно. Я увидел себя как будто со стороны, словно бы я всю жизнь провёл в батискафе с маленьким иллюминатором и впервые увидел и сам батискаф, и круглое окошко, которое считал полем зрения. Мысль моя была неистова, как опьянённый свободой пёс. Она догоняла любую цель и ни в чём не встречала сопротивления.

Я посмотрел на Тогжана, ожидая, что моя мягкотелость отразится в его глазах свирепым огнём, но он тоже утонул в себе. Я практически не узнавал в этом ссутулившемся человеке воина, которого видел весь день. Он походил на киргизских крестьян, которых я как-то встретил по дороге из Чолпон-Ата.

Понятие «враг» — это лишь форма восприятия. У человека есть пробелы, которые нужно заполнять врагами, чтобы они очерчивали границы твоего «Я», являясь их противоположностью — «не-Я». Но всё это лишь игра ума, рождённая эволюцией. Когда ты наполняешься тёплым воздухом удовлетворения, в тебе исчезают пробелы, а вместе с ним и враги.

Мысль, подобно пламени, легко перекинулась на «Чезар» и на моё прошлое, подсветив их с изнанки. Наш союз с «Чезаром» был сродни наркотической зависимости, которая съедала меня без остатка. Я был болен «Чезаром», и он позволял выносить эту боль вовне и считать её продуктом обстоятельств. Я боялся остаться наедине с собой, и «Чезар» избавлял меня от этой необходимости. Он затопил дальние углы моего сознания, в которые я не стремился заглядывать.