— А ты была колючей.

Она потёрлась о мою щетину:

— Это ты колючий.

«Чезар», так долго заполнявший все сцепки моей личности, отступил: так вода освобождает берег во время отлива. Я даже удивился, насколько чётко вижу сейчас разделяющую нас границу. Возникшее во мне пространство не превратилось в тянущий вакуум, оно заполнилось чем-то новым, но я не мог назвать это ощущение. Слова остались где-то там, в нестыковках моего прошлого. Настоящее в них уже не нуждалось. Я притянул Кэрол, и она довольно заурчала.

Глава 11. Криз

Глава 11. Криз

Внезапное чувство к Кэрол казалось мне прочным и неизбежным, как скала, на которую я налетел давно. И всё же я понимал обманчивость момента и подозревал, что утром влюблённость выветрится вместе с похмельем.

Но этого не произошло. Меня не отпустило. Похмелья не было. Наблюдая, как одевается Кэрол, как она удаляется от меня, я вдруг ощутил невыносимую тоску от того, что она сейчас выйдет за дверь и будет принадлежать не только мне. Так в юности, в периоды гормонального разгула, человека захлёстывает чёрная безысходность от осознания собственного одиночества на пустой и бессмысленной планете. Мне показалось, что если она выйдет из сарая, наша связь оборвётся.

Какая же она спокойная, довольная, удовлетворённая. Она словно ничего не понимает, не чувствует этого натяжения. О, это высокомерие молодости, самоуверенность, правда незамутнённого ума! Что я им противопоставлю? Остаётся лишь застрелиться.

Я ухватил её за руку и притянул обратно. Ощутив её кошачью податливость, я слегка успокоился.

— Ты уверена в том, что говорила? — спросил я.

— Уверена.

— Но разве это возможно?

— Это же происходит.

Солнце светило через маленькое окно и оставляло на её скуле яркий трафарет. Щека была пушистой, как персик.

Скоро Кэрол ушла, а я остался. Мне не хотелось в мир, где есть кто-то, кроме неё.

Я подумал о Вике. Я всегда считал чувства к ней единственно возможными, словно любовь имеет строго определённую окраску, текстуру, вес. Сейчас всё было по-другому: я не чувствовал той лёгкости и уверенности, которые овладели мной в первые дни романа с Викой. Я чувствовал хрупкость мира и трещины внутри себя, они сладко нарывали, и где-то за их скорлупой я ощущал возможность другого бытия, где каждое слово значит что-то иное. Я чувствовал полноту существования. Кэрол была тем недостающим звеном, без которого я оставался наполовину спущенной шиной. Меня охватывала паника от мысли, что всё это окажется обманом, иллюзией, галлюцинацией.

Но галлюцинацией это не было. Кэрол ночевала здесь. Я видел её отпечаток на постели. Я видел её волос на подушке. Это случилось вопреки моим планам и стараниями, значит, я могу довериться этому потоку и просто плыть с ним, куда бы он меня не вынес. Под эти мысли я впал в дрёму.