Осталось вернуть пистолет, который забрал у меня Ронис. Сделаю это вечером. Не захочет отдавать — верну силой. А сейчас спать.

Спать было нелегко, и вторую половину дня я пролежал в душном сарае, иногда проваливаясь в сумрак забытья. Сердце колотилось гулко, словно играло в груди мячом. Нога мозжила. Мысли были тяжёлые, как после суточного дежурства. Мухи ползали по мутному стеклу и бились о него головами. Заходил Ронис: я сказал ему о наших планах, он не возражал. Лис его предупредил.

Я спросил про пистолет.

— Получишь свой пистолет, — буркнул Ронис.

Мне не понравился его тон: может быть, Ронис уже имел планы на моё оружие, только напрасно. К полуночи оно будет у меня, а сейчас важно хоть немного поспать.

Я стал дышать по системе, которой научил меня один боец спецназа: четыре секунды вдох, семь задержка, восемь выдох. Постепенно голова проветрилась от мрачных мыслей, и я заснул.

Проснулся я внезапно в полной темноте. Пульс бешено стучал в ушах, шея была мокрой, и по нарастающему гулу я чувствовал приближение приступа. Я снова стал дышать по системе четыре-семь-восемь, нащупывая телефон Эдика. Он показывал полпервого ночи 2 июля.

2 июля… Значит, сегодня годовщина Аргуна. Сколько же лет прошло? Девятнадцать. Девятнадцать лет, а кажется, словно я ещё вчера лежал, утыканный стеклом, как праздничный торт. Я вижу это зрелище: ноги, живот и грудь с торчащими из них мелкими осколками, вокруг которых ползут кровавые круги. Стеклянный кубик в щеке, в скуле, под глазом. Удивляет отсутствие боли, словно наблюдаешь за чужим, онемевшим телом. А потом волной приходят звуки, крики, стрельба, и всё происходит само собой: автоматный рожок, затвор, цель, отдача, звон гильз и брызги штукатурки от шальных пуль.

Боевики держали нас в котле всю ночь. Они владели инициативой и владели нами. Они издевались, заставляя нас реагировать на вспышки у соседних домов, на случайные звуки. Скольких мы уничтожили? Данные расходятся, но не так много: может быть, человек пять.

И вот мы снова в осаде, только теперь по-крупному. Орда стоит широким фронтом, Орда проникает внутрь России. Но теперь мы не сидим в осаде, мы идём первыми. И ты, Шелехов, больше не будешь стрелять в чёрное молоко ночи. Если ты чему научился за эти годы, так это умению выбирать цель. Я добьюсь права убивать сарматов, а если Рыкованов лишит меня этой возможности, я убью его.

Надо идти. Срочно идти. Где же Лис, чёрт возьми? Мы ведь договаривались ехать перед закатом. Где Ронис с его колымагой?

Подсвечивая телефоном сарай, я нашёл костыль и шлёпанцы, выскочил на поляну, огляделся. Ночь была безлунная и глухая. Посёлок спал. Светодиодные лампы освещали углы построек. Дом Тогжана тускло светил из-под ставень. В темноте за домом мелькнули хищные глаза: Ронис говорил, что на острове водятся лисы.