Светлый фон

Никто не знает, почему Россия не нанесла ответный удар по странам НАТО: был ли это саботаж, техническая проблема или поздняя попытка включить здравый смысл? Этот «инцидент» так потряс обе стороны, что конфликт в Казахстане, который уже полгода находился в вязкой фазе войны на истощение, был заморожен. Российская армия стремительно отходила от загрязнённых мест, казахская не спешила их занимать. Это снова было стояние на Угре, только теперь отступали мы.

Война отрикошетила и по западным странам. В мире начался тотальный кризис, экономики складывались, как карточный дом, правительства уходили в отставку. Российская пропаганда преподносила это как большую победу в гибридной войне, словно забывая, что Россия на этом фоне выглядела ещё более ослабленной, раздавленной и морально, и физически.

Стремительно пустела и Челябинская область. Термоядерные заряды загрязняют окрестности взрыва чуть меньше, чем плутониевые, поэтому радиусы опасных зон, в целом, были невелики. Обстановка в области, по меркам Рониса, вполне благоприятствовала постепенному восстановлению хозяйства. Но людям этого было не объяснить. Когда они увидели вспышки ядерных грибов, доводы рассудка уже не работали. Люди бежали, как стада напуганных животных скрываются от пожара.

Обезлюдела даже Серпиевка, хотя мой индикатор показывал, что особенной угрозы для жизни именно здесь нет. Нам повезло с ветром: осадки выпали южнее. Но люди не хотели ничего слушать: они дрались за места в автобусах, шли пешком через горные перевалы трассы М-5, набивались в кузова фур, сутками стояли в пробках. Они уезжали, бросая всё: дома, драгоценности, личные фотографии, кошек и собак.

Я чувствовал облегчение, что не обязан выторговывать себе место в тесном салоне ПАЗика, не должен выпихивать из него мать с детьми и совать водителю смятые купюры, которые внезапно потеряли устойчивую ценность. Я уже бросил якорь, и если мне предстояло умереть от радиации здесь, в Серпиевке — так тому и быть. Как и Ронис, я устал бегать.

К концу лета ощущение близкой смерти отступило: окрестности села, которые мне удалось исследовать, оказались относительно чистыми. Теперь всё свободное время я посвящал созданию запасов, которые позволят мне пережить зиму. Я сливал топливо с брошенных машин, устраивал рейды на оптовые склады Усть-Катава и Катав-Ивановска, набивал консервами соседний дом, который использовал как склад.

Аргун отпустил меня. Я больше не слышал взрывов и боялся лишь, что меня начнёт преследовать раскатистое эхо ядерного удара, но не было и его. Может быть, я просто недостаточно испугался. А может быть, я опять умер и не заметил этого. После той ночи на острове Моськин я воспринимал себя по-другому, более иронично. Тот старый Шелехов казался мне даже немного смешным: так бывает, когда вспоминаешь неловкий эпизод из юности.