– Потому что они больны, – говорит Нина. – У них нет защиты.
– Они здоровее вас. И способны видеть то, что вы учитесь не замечать еще до того, как учитесь ходить.
Глаза Моники становятся уже. И у Нины внезапно возникает чувство, что она идет прямиком в западню.
– Оглянись, – говорит попутчик. – То, что ты называешь реальностью, лишь малая часть всего, что движется здесь внутри. Старики это знают.
Нина осматривается. Кажется, что за пределами света ночника тени сливаются.
У нее голова идет кругом. Прикроватный столик, металлический бортик кровати, стены… Все такое повседневное, обычное. Но это лишь тонкая оболочка, за которой скрываются бездонные глубины.
Попутчик кивает, и затылок Моники хрустит и скрипит. – Но теперь и вы созрели для того, чтобы все увидеть. Я позволил вам искать ответы. Это был единственный способ убедить вас в том, во что вы научились не верить.
Рот существа растягивается в улыбке. На нижней губе трескается рана.
Нина отводит взгляд. Смотрит на Юэля, который раскачивается взад-вперед в кресле.
И она понимает, о чем говорит попутчик. Расскажи им кто-то, они бы ни за что не поверили и были бы вынуждены самостоятельно искать подсказки. Подвергать сомнению собственный разум и все же продолжать поиски знаков, находить закономерности. Они все время играли на руку попутчику.
А теперь они созрели. Попутчик их подчинил, сделал восприимчивыми.
Теперь надо сделать следующий шаг.
– Убирайся отсюда, – говорит Нина.
– Я так и сделаю. Надо двигаться дальше в этом мире. Здесь год за годом будешь оставаться только ты. Даже у стариков хватает ума умереть, чтобы выбраться отсюда. Попутчик облизывает сухие губы Моники. Язык, рыхлый и серый, словно постепенно растворяется во рту.
– Тебе пора сдаться, Нина. Никто тебя не любит. Даже твоя собственная семья. А знаешь, что еще хуже?
Ты тоже их не любишь. Но ты слишком труслива, чтобы это признать.
– Это неправда, – говорит Юэль, глядя на Нину. – Помни об этом. Он просто выводит тебя из себя.
Нина кивает.