Поезд качался на рельсах, и пару раз, улучив момент, Бэзил в проходе терял равновесие и едва не падал. Вот он добрался до четвертой скамьи, позволил ногам подкоситься и с паническим возгласом повалился на пассажира. Левой рукой схватил его за плечо, но удержаться не смог. Со стороны это выглядело вполне естественно: одно тело, утратив координацию движений, валится на другое, контролирующее свою моторику.

– Ах, простите! – воскликнул Бэзил. – Простите, ради бога! Я не хотел!

Жертва была до того возмущена, что не заметила нырок руки незнакомца во внутренний карман пиджака и ее возвращение с бумажником. Впрочем, агрессивное давление левой кисти как раз и предназначалось для маскировки молниеносного скользящего движения правой.

– Я не хотел! Я случайно! – извинялся Бэзил, выпрямляясь.

– Да чтоб вас! – воскликнула жертва. – Надо быть внимательней.

– Постараюсь, месье.

Бэзил отвернулся – и увидел в проходе полковника; тот стоял в трех шагах и наблюдал за происходящим с самой выгодной позиции.

Махт вызвал для поддержки взвод полевой жандармерии, организовал контрольно-проверочный пункт там, где пассажиры сходили с платформы и попадали под огромный центральный купол вокзала, и настроился ждать поезда. Но вместо поезда, увы, прибыл его заклятый враг, гауптштурмфюрер СС Бох, напоминавший жабу фанатичный нацист с непомерными амбициями, влюбленный в свой черный мундир.

– Да будь ты проклят, Махт! – взорвался эсэсовец, брызгая вокруг себя слюной. – Опять забыл порядок? Ты обязан оповещать меня о любых арестах.

– Герр гауптштурмфюрер, если вы заглянете в папку с сегодняшними телефонограммами, то убедитесь, что в десять тридцать утра я вам звонил и оставлял уведомление о возможном аресте. Я не могу отвечать за нерасторопность ваших помощников, не сумевших донести до вас эту информацию.

– Специально же подгадал, чтобы меня не застать! Знал, что я выполняю свой долг, контролирую aktion[62] против евреев, а не рассиживаюсь в кабинете с кофе и сигаретой.

– Опять же, герр гауптштурмфюрер, я не отвечаю за распорядок вашего дня.

Разумеется, в конторе Боха у Махта был информатор, сообщавший о каждом шаге гауптштурмфюрера. Махт знал, что Бох уехал охотиться на евреев, но не мог предвидеть, что тот, потерпев неудачу, вернется слишком рано. С евреями эсэсовцу никогда не везло, потому что Махт предупреждал их о готовящихся облавах.

– Ладно, к делу, – буркнул Бох.

Хотя номинально оба были в одном звании, капитанском, эсэсовцы, в отличие от абверовцев, пользовались откровенным расположением герра фюрера и никогда не упускали возможности продемонстрировать свое превосходство.