Один раз такое уже случилось, давно, когда Олаф с матерью игрались в оборотней. Мы с Кларой разбежались в две разные стороны, она углубилась в микрорайон, я мчусь к нашему дому, цепляюсь к мужику с собакой, к какой-то детворе, заскакиваю в "Жабку", в "Лидл", каждому показываю фотографию на телефоне, спрашиваю: не видели ли они такого вот мальчика: желтая блуза, куртка зеленая, волосы темные с красным оттенком, потому что на каникулах красился, и полностью еще не смылось.
Сумка с ноутбуком тянет меня к земле.
Страх марширует у меня в сердце, спускает голодных собак.
Заскакиваю в наш подъезд, пинаю дверь сонного лифта, в квартире пусто. Оставляю записку на письменном столе и еще одну в двери, умоляем, сынок, позвони.
Лечу на бензозаправочную станцию и на детскую площадку возле садовых участков, высматриваю эту любимую башку между яркими качелями, даже в наш костёл заскакиваю. Небо темнеет. На глаза мне наседают темные мухи. Я не знаю, что делать, поэтому возвращаюсь под дом.
Там встречаю запыхавшуюся Клару. Снова хочу ее обнять. Она отступает, отрицательно мотает головой, она считает, будто это моя вина, я так не думаю, просто мне хочется, чтобы мой сын вернулся.
И сын действительно возвращается.
Я сразу же узнаю его, когда он быстрым шагом направляется к дому.
А еще человека, который его привел.
Олаф идет мелким, неуверенным шагом.
На его плече лежит тяжелая рука того русского, что приходил в "Фернандо".
Мужик марширует уверенным шагом, у него обвисшая, широкая рожа, седые волосы блестят от дождя. Страх за ребенка отбирает у меня способность двигаться. Клара кричит. Русак убирает руку, освобожденный Олаф мчит к нам и прижимается к Кларе.
Та спрашивает, где он был, что произошло. Олаф лишь закусывает губу, на его штанах вырастает темное пятно от мочи.
Переношу взгляд на русского. Иду в его направлении. Думаю исключительно об одном.
Тип стоит спокойно, даже не согнул колени, только выдвинул левую ногу вперед, что, конечно же, ничего не значит, потому что я управлюсь с ним без труда, это же старикан, ничего больше.
За миг перед нанесением удара вспоминаю, что откуда-то мне эта рожа знакома, в особенности глаза, крупные, глубоко посаженные, словно бы их силой запихнули под густые брови, разделенные мясистым носярой; ну где же еще я видел этого типа, не только же в "Фернандо", он кажется мне волнующе знакомым, в особенности, как он стоит и ожидает, когда я ему прихуярю.