– Может, наливочки с дороги отведаете, Станислав Эдуардович? – великопостное лицо священника исказила радушная разговенческая улыбка.

– Оттягивает неприятный разговор, – понял Кульчицкий.

Вслух же сказал:

– Вы же знаете, батюшка, что перед посещением его высокопреосвященства архимандрита Маврикия, я ничего крепче кофе, зеленого чая или мате в рот не беру. А поскольку вы ничего из перечисленного не держите, то я уж лучше так, всухомяточку о своих иконках послушаю, если вы не возражаете…

– Возражение у меня, Станислав Эдуардович, как всегда, одно. Негоже православного архимандрита «высокопреосвященством» чествовать, чай не кардинал. А надобно благочестиво «высокопреподобием» поминать…

– Опять вы, уважаемый Севастьян Мартимьянович, за свое! Я же говорил вам, что официально консультировался в Московской епархии по этому вопросу. И там мне четко сказали: что в лоб, что по лбу – одинаково правильно!

– Не обессудьте Станислав Эдуардович, но мы люди провинциальные, старине приверженные. Нам эти столичные новшества ни к чему. Сегодня они так порешили, завтра этак перерешат…

– Ладно, ладно, уговорили, батюшка: высокопреподобие – так высокопреподобие. Я согласен!.. Так что насчет иконок?

Оживление на лице отца Ферапонтия, вызванное борьбой за святую истину, моментально угасло. Вот только что светился лик батюшкин небесным воодушевлением, пречистой страстью, и вдруг раз – а на лице одна только хмарь удручения.

– Что-то с ними случилось? – окончательно насторожился Кульчицкий. – Кража? Ограбление?

– Господь с вами, сын мой! – всплеснул руками священнослужитель. – Какая кража? Какое ограбление? Нет, все куда печальнее.

Отец Ферапонтий взглянул ошуюю, еще больше потускнел. Взглянул одесную – умилился. Обтер платком рот и доложил:

– Из всей партии, только святые образы, связанные с Богородицей – Елеуса, Оранта и почти все Одигитрии зарекомендовали себя с самой лучшей стороны…

– Вы говорите «почти». Значит, несколько Одигитрий оказались все же не на высоте?

– Спешу утешить вас, Станислав Эдуардович: не несколько, а только одна.

Батюшка вновь повернулся налево, порылся брезгливо левой же рукой в добром десятке не прошедших ОТК икон, нашел искомое и предъявил Кульчицкому на опознание. Кульчицкий чуть не вскрикнул – от неожиданности, изумления, недоумения и ужаса. И его можно было понять: с иконы на него презрительно глядела никто иная, как Анна Сергеевна Берг с довольно подозрительным младенцем на руках. Приглядевшись, Станислав Эдуардович затрепетал: младенец жутчайшим образом напоминал его самого, причем не в нежном детстве, а в нынешнем брутальном возрасте. Жест младенца, которым он якобы благословлял мир, и то что он держал в левой руке вместо свитка, не оставляли никаких пространств для догадок. Ну, разумеется, поднятая длань не благословляет человечество, но пытается властно привлечь к себе внимание обслуживающего персонала: «Эй, бармен, двойную порцию Джека Дэниелса!». Тем временем другая рука ждет своего часа с кредитной карточкой «Golden Visa» наготове…