Норман не останавливался.
Несколько раз он падал, вспарывая снег пальцами, но снова поднимался и бросался вперед. Легкие горели.
В какой-то момент Кейтлин все же исчезла за деревьями, и это было единственным мгновением, когда Норман засомневался, но все равно рванул вслед за ней.
Тропинка вывела его на опушку леса, и из-за веток вынырнуло неожиданно просторное, пусть и серое небо, но Норман видел его всего секунду: неудачно рассчитав выход на тропу, он угодил прямиком в ветки, вцепившиеся в одежду и лицо, словно чьи-то черные руки, – и потерял равновесие.
Приземлился Норман на одно колено, со всего размаха ударившись о корень коленной чашечкой. Боль прошила всю ногу до бедра, вырвав у него короткий задушенный возглас.
Когда Норман проморгался сквозь слезы боли и поднял глаза к небу, Мойра стояла к нему спиной.
Отсюда он видел только седую голову, старое платье, накинутый шерстяной платок – все время, что они провели здесь, она носила эту одежду. Никогда ее не меняла. Он должен был заметить, должен был понять раньше.
Вокруг бушевал ветер, но ни один волосок на ее голове не шевельнулся. Одежда висела. Руки были опущены.
– Вставай. Подойди, – сварливо позвала она не оборачиваясь. – Хочу, чтобы ты посмотрел.
Впиваясь пальцами в кору ближайшего дерева, Норман поднялся, игнорируя рваные огненные полосы, прошившие колено. Пошел вперед, но боль усилилась, и он оперся на кочергу. Двигаясь медленно и неуверенно, он захромал к ней, на самый верх холма. Нога вспыхивала острой болью при каждом шаге.
– Зима вернулась, – сказала она, глядя вперед. Голос ее вблизи звучал глухо, несмотря на то что ветер каким-то образом затих. Норман видел деревья по бокам: те гнулись, злобно раскачивались, не в силах до них дотянуться. Здесь, на самом верху, стояла тишина. – Весна может никогда не наступить.
Да. Это он уже слышал.
– Вы мертвы, – сказал Норман. – Вы с самого начала были мертвы.
Он должен был бояться, но страха не было.
Мойра отнеслась к этому заявлению спокойно, будто он сказал что-то совсем обыденное. Только протянула руку. Норман сообразил сразу, даже не удивившись, и вынул из кармана трубку, вкладывая ее в холодную ладонь. Женщина одобрительно кивнула, и еще некоторое время, пока набивала чашечку и прикуривала, они молчали.
– Я говорила тебе, – вместе с едким дымом первой затяжки наконец заговорила она, и таким тоном, будто это он здесь все проворонил. Впрочем, так и было. – Я предупреждала.